Форум

С разрешения автора, ada_star, выкладываю здесь фанфик по мотивам "Доминирующей расы".

Без названия.

Цйихгла был занят. Хрупкое украшение надо тщательно покрыть лаком, чтобы не сломалось раньше времени. Не то что бы Цйихгла рассчитывал долго носить новые серьги, но сделать их все равно надо было безупречно. Предстать пред очи богов должно в подобающем виде.
Костяные игрушки легко закачались в ушах. Цйихгла недовольно мотнул головой. Раздражала легкость вместо привычной тяжести, раздражало мельтешение и перестук, раздражал запах свежего лака, заменивший прежний – запах металла, нагретого солнцем и теплом тела. Более всего раздражали мысли о причинах, побудивших человека заботиться об украшении тела накануне таинства битвы.
Цйихгла покачал на ладони прежние серьги. Витые кольца с насечкой, светлый металл, впитавший бесчисленные прикосновения, воспоминания, запахи. Уши зачесались, так ясно вспомнились прикосновения Сеттайры, когда тот вдевал серьги. Сильные сухие пальцы, смешно надорванное ухо, прямой взгляд. Сеттайра любил смотреть в глаза, и это не всегда значило вызов. Глаза были как две медовых луны.
Цйихгла негромко рыкнул, положил тяжелые кольца на раскаленный за день камень, бросил последний взгляд на равнину, отвернулся и пошел не оглядываясь. Воин делает, что велит честь, и не смотрит назад.

- Честь велит, если победа невозможна, умереть в битве, омывшись кровью врага, - Цйихгла удивленно расширил глаза цвета ранней листвы. – Что же еще мы будем делать?
- Что же, умереть всем?
- Песни о доблести живут долго.
- Мы – последние, Цйихгла. Кто сложит песни? Кто их споет? И кому?
Цйихгла широко раскрыл глаза и приготовился спорить, но Сеттайра задумчиво повернулся к окну, солнце лизнуло его макушку, отразилось латунным блеском от кос, и спорить расхотелось. Чуткий нос Сеттайры уловил смену настроения лезвия. Он откинулся назад, потерся затылком о плечо Цйихглы, прикрыл веки.
- Не будем тратить время.

На следующий день был совет – старшие женщины и младшие вожди. Других не было. Старшие воины либо погибли, как великий вождь, ушедший в безнадежный бой, либо до сих пор бороздили черные небеса в поисках славной добычи и славной гибели. Путь домой им был закрыт: хманки полностью блокировали последнюю планету людей.
Женщины подняли голос и потребовали прекратить войну. Последние времена настали, думал Цйихгла, если самка решает о войне, это дело мужчин. Но с тех пор, как погиб Рхарта, многие возомнили, что могут решать. Не было больше одного вождя и одной воли. И вот женщины пришли требовать от мужчин забыть честь и сложить оружие перед ничтожными хманками. И не было меж воинов единодушия. Всех устыдили слова хранительниц жизни: воины привели цивилизацию к краху, а расу на край гибели, начав войну и проиграв ее. Одни, устыдившись, наполнили сердца гневом, готовые пролить реки вражьей крови и смыть ею позор поражения. Другие склонили головы перед решением женщин.
- Что мы должны сделать, мудрая? – спросил Сеттайра.
Как ужаленный, обернулся Цйихгла.
- Вы пойдете туда, куда сказали хманки. И сложите оружие. И сделаете, как они скажут. И у нас будет время вырастить новых воинов, и пища для них…
- И достойный пример для них! – перебил Цйихгла.
Старшая женщина низко зарычала на зарвавшегося, грохнула большой рукой по столу. Добиться повиновения от стаи мужчин, не решивших, кто из них главный, почти невозможно. Много было сказано слов сегодня, но не все научились понимать. Большинство готово подчиниться, а обезумевших от крови юнцов ждет смерть.
- Кто не готов сложить свою честь к ногам червей? – Цйихгла обвел взглядом сородичей.
- Речь идет о выживании расы, а не о победе или поражении. – Сеттайра смотрел прямо. Это взбесило. Трус должен прятать глаза.
- Я буду драться до конца, даже если один, - фраза получилась невпопад и некстати перехватило горло. Тогда, чтобы больше говорить было не нужно, Цйихгла выхватил нож с резной рукоятью из кости йурхарры, довоенный подарок лезвия, бросил обломки к ногам и вышел. Только косы смоляные взметнулись.
И многие воины ушли с ним.

Рядовой Райт маялся на раскаленном плацу, когда подъехала крыса и из нее выгрузились красный и злой майор, молодой полковник и феноменальной длины порученец.
- Черт знает что такое! – возмущался полковник. – Что вы мне рапортуете про соглашения? Какие со зверьем соглашения? У вас рота не вернулась в полном составе, а вы мне про договоры какие-то!
- Договор ратифицирован комендантом….
- Временно исполняющим!
Чины прошли в здание.
Порученец, получивший приказ ждать, уныло оглядел двор без клочка тени.
- Ну, что там? – Райт не преминул воспользоваться возможностью вызнать новость.
- Нехорошо, - вздохнул порученец, тоскливо косясь на распахнутую дверь. Оттуда тянуло холодком. – Недовольно начальство, как вы здесь справляетесь. Грит, за каждого нашего надо десяток класть. А лучше сотню. Ваш спрашивает – где ж взять-то? А поселение под боком, два часа лету. Вот и пора выжечь.
- Ну, а майор?
- Ваш грит, то мирные. Соглашение с ними – сидят, не лезут. А на солдат комбатанты напали. Террористы, значит. Ну, тут полковник ему заяснил, что бывает за такие соглашения с кем попало. А ваш понял вроде как, а потом свое заладил – договор, генерал… Якобы генерал Джей-Джонсон одобрил политику разделения и адаптации аборигенов.
- А ваш?
- А полковник ему: я вас научу, как правильно ррит адаптировать. Ну и пошли внутрь
не знаю, что дальше.
- Ну, спасибо на добром слове. А то скукота тут, от жары помереть. Ночами страшно, а днем от жары тупеешь совсем.

Маленький человек играл в пыли с младшими. В этом новом месте не было привычных аллей, деревьев, чтобы лазить, разного мелкого зверья для охоты. Вокруг – сухая степь. Только и дела, что гонять хитрого шуршу, который то притворяется мертвым бревном, то несется быстрее ветра на своих коротких лапах (как это ему удается?), то в последний миг оставляет у тебя в когтях свой хвост (как он это делает?) и исчезает в норе. Караулить бесполезно, в норе шурши тысячи ходов. Младшим, будущим женщинам, эта премудрость ни к чему, но слушают с любопытством. Надо будет добыть им кожу ящера. А лучше показать им живого шуршу, а потом загнать его. Завтра: достойный охоты крупный зверь живет дальше, в сторону гор.
Днем было жарко и взрослые старались держаться в тени. Но дети не боялись солнца. Вообще ничего не боялись. Например, стремительно приближавшейся летательной машины.
Машина зависла на площади посреди поселка, ударила вниз волной раскаленного воздуха, подняла белую пыль. Нос забило ядовитым выхлопом. Над поселком раздался многократно усиленный техникой голос, механически коверкающий чужой язык.
- Нам стало известно, что в нарушение договора о капитуляции вы поддерживаете вооруженные формирования…
Маленький человек не понимал, о чем так сложно говорят сверху, чуял только, что взрослые тоже не понимают, но как-то иначе; к непониманию примешивался запах гнева; он сказал бы, что чует еще и страх, если б это было возможно. Но здесь некому было бояться.
- …таким образом, при повторном нападения на земные конвои, технику, живую силу, стационарные или мобильные группировки будет применен принцип стопроцентного возмездия в затронутом квадрате. Повторяем…
Человек перестал слушать, отвлекшись на более важное: пока он смотрел вверх, младшие утащили и спрятали его гордость, мелкую йурру, самостоятельно вырезанную из древесины сеш.

Сеттайра вышел из-под крыши, обернулся на восход и подставил лицо харахе, ночному ветру пустыни. Весь вечер старшие провели в беседе, но не придумали ничего. Хманк обещал уничтожить поселение, если в окрестностях прольется хманкская кровь. Хманк обещал убивать заложников каждый день, пока ему не принесут косы воина, тревожащего сон хманка. Хманк обещал дать пищу и детенышам и кров матерям, чей срок близок, когда кровь не покорившегося воина напоит песок.
Хманк распоряжается в земле человека и решает, дать ли пищи или поразить огнем. Это ли не унижение, что нельзя снести?
Мудрый сказал: как нельзя отложить рог, не допив его, так не отставить чаши унижения, не вкусив ее горечи сполна.
Ничего не решили на совете.
Хараха нес дух бескрайней свободы, одинокого пути, запах древнего моря. Море ушло, а люди остались, хоть и порабощены ничтожными. Уйдет и пустыня, а человек воспрянет и поразит чужого здесь хманка. Надо сделать так, чтобы человек дожил до часа мести.
Сеттайра тряхнул головой, приняв решение.
Когда Чристау встала в высшей точке своего пути, воины Сеттайры выступили на восход, к горам, куда прежде ушли по зову чести непокорные.

И пришли они к горам, и вышел к ним Цйихгла Непокорный с воинами.
И долго бились те и другие, много часов, пока не остались лишь Сеттайра и Цйихгла, и ни один не мог взять верх над другим. Наконец изранены оба, бой продолжать не могут.
- Ты снял мои серьги, Цйихгла.
- Не клинок ты мне больше, Сеттайра. Зачем ты пришел ко мне с битвой?
- Уходи за Йинд-Тхир, Цйихгла. Не трогай здесь подлого хманка. Он берет за то кровью стократно.
- Прогнать меня хочешь, Сеттайра?
- Не хочу с тобой драться насмерть. Не хочу отдавать тебя смерти. Уходи отсюда подальше. Я прошу тебя, гордый Цйихгла.
- Оставайся со мной, Сеттайра. Кровь хманка прольем обильно. Будем, как прежде, братья.
- Расходятся наши дороги...

- И как мы поймем, это те или не те? – Райт оторвался от окуляра и обозрел экипаж крысы. – Может, обоих срезать?
- Отставить, - отрезал сержант. – Приказ – вожака брать. Хорошо б живьем.
- Это еще зачем, интересно?
- Допросить хотят. Проще одного допросить с толком, чем хребет прочесывать.
- Это кто ж придумал-то? Ну умники!
- Начальству виднее.
С этим аргументом не поспоришь.
- Так какого брать-то будем?
- Чернявого. Вишь, башка вся блестит, увешался. А светленького не трожь, это адаптированный.
- А так по нему не скажешь.
- А ну не умничать! – цыкнули в рацию.
Экипаж заткнулся. Райт недоуменно повел плечами, приник обратно к окуляру. Зашипел, чтобы не привлекать лишний раз внимание начальства.
- Ты глянь, лижутся!

Через несколько минут было кончено. Как ни настораживало экипаж трудное задание (а пальнуть из резака – всего делов!), а справились. Помогло, что твари как из драки были или с пьяных глаз, шатались. Схватились за ножи, когда крыса над ними зависла, а толку-то с ножа. Навели прицел на чернявого, выбросили сеть (сверхпрочный полимер), втянули в брюхо. Нервировало, что пленник оказался в том же отсеке, отделенный только решеткой. Тонкая на вид сеть была новинкой, полного доверия не внушала. Так и чесались руки второго прибить, но командование сказало четко: «нельзя». И что-то там про кооперативность склонной адаптироваться части местного населения. Вроде как этот «адаптированный» (ишь, скалится!) накануне спрашивал, что им сделать, чтоб их в покое оставили. Ну и вроде как за голову пойманного обещали тварям коробку печенья. Точно! Вот уже капитан в матюгальник выражает местному населению благодарность за успешное сотрудничество и напоминает обещание командования выделить резервации гуманитарную помощь. Можно ехать.
Местное население выло и каталось по земле, но из рванувшей крысы этого не видели.

Хараха равномерно дул в спину, не принося прохлады. Воздух в пустыне раскаляется, как в печи, и несет жар дальше, обжигая все на своем пути. Сеттайра равномерно переставлял ноги. Он был ранен, он устал и знал, что если ляжет, как требует тело, то не встанет до утра. А утром выйдет солнце и идти будет вчетверо хуже.
Перед рассветом он вышел к поселению.
Впереди было темно и тихо – но люди больше не радовались ночами, так что это не насторожило человека. Ветер относил запахи прочь и Сеттайра не почуял неладное, пока не подошел вплотную. В нос ударил запах гари.

Накануне в штабе было жарко. Уведомление о назначении нового военного коменданта планеты обогнало его же приказ о ликвидации всех потенциально угрожающих элементов в секторе всего на несколько минут. Приказ был помечен как срочный. Еще через четверть часа пришло уведомление о грядущей ревизии. Суета поднялась такая, что в третью мотороту вместо усиленного запаса воды в боемашины со склада выписали комплекты спасения на водах. Среди прочей путаницы распоряжение о доставке в резервацию груза гуманитарной помощи отозвать забыли. Райт довел крысу до места, покружил над дымящимися развалинами. Похоже было, что сначала тут выборочно стреляли гранатами, потом надоело и залили все огнем. Райт поморщился (картина была такая яркая, что даже запах мерещился, хотя, конечно, фильтры кондиционера не пропускали ничего в салон), не дозвался по рации внятного ответа, куда ему теперь, и сбросил опрятный белый контейнер с красным крестом чуть в сторонке. По опыту знал, что с бюрократией шутки плохи: получил приказ – выполнил, а умничать не надо.

Человек не ушел сразу. Мертвые требовали уважения, и мертвых было много.
Путь воина в небесный чертог должен быть обильно полит кровью врага. Люди здесь отказались от древнего закона ради жизни, потому умерли без чести, не пролив вражьей крови. Цйирхта может не пожелать воссесть рядом с ними, не уделит им мясо в своем пиру. Тхейнла не возляжет с ними. Сеайши не предложит зачать выводок. За каждого воина выживший человек прольет его меру крови, чтобы ублаготворить богов. Будет убивать, пока не умрет славно, чтобы не отвергли боги последних людей.
Сеттайра зачерпнул ладонью пепла, размазал по лицу полосы сажи. Поправил перевязь с ножами. Пошел на юг, где хманки.