Отправлено: 10.11.17 23:17. Заголовок: Мои рецензии для Викерс Weekly

Несколько лет назад я писала рецензии для онлайн-журнала "Викерс Weekly". Журнал закрылся, сайта больше нет, рецензии остались только у меня в файлике. Думаю, стоит выложить их здесь.
Журнал в своё время поставил мне не совсем типичную задачу. Меня просили писать рецензии на те книги, которые я сама хотела бы порекомендовать читателям. Ограничение было только одно - это должны были быть книги в жанре фантастики или фэнтэзи.
Поначалу писать такие рецензии было легко и приятно. Но к третьему году сотрудничества задача нешуточно усложнилась. "Запасы" книг кончились, а искать, находить и успевать прочитывать действительно хорошие книги за краткий срок... прямо скажем, непросто.
Не все рецензии нравятся мне самой. Но список названий этих книг действительно можно рассматривать как список моих рекомендаций,

 Отправлено: 10.11.17 23:19. Заголовок: Оглавление

1. Вернор Виндж, Пламя над бездной 3
2. Андрей Лазарчук, Транквилиум 4
3. Иэн Макдональд, Река Богов. 5
4. Арсений Миронов, Древнерусская игра. 6
5. Чайна Мьёвиль, Железный совет 7
6. Эстер Фриснер, Псалмы Ирода 9
7. Игорь Николенко, Вайна Божественный, инка 10
8. Дэн Симмонс, Лето ночи 11
9. Мария Галина, Малая Глуша 12
10. Дэниел Ивен Вайсс, Нет царя у тараканов 13
11. Марина и Сергей Дяченко, Пещера 14
12. Паскаль Брюкнер, Божественное дитя 15
13. Андрей Мартьянов, Звезда запада 16
14. Джо Хилл, Рога 17
15. Георгий Вирен, Путь единорога 18
16. Мария Галина, Медведки 19
17. Джонс Коуль, Атланты. Воин 20
18. Барри Лонгиер, Мир-цирк. 21
19. Линор Горалик и Сергей Кузнецов - Нет 22
20. Ярослава Кузнецова, Золотая свирель 23
21. М. Дример, Сказки ракров 24
22. Джеймс Морроу, Единородная дочь 25
23. Джин Вулф, Пыточных дел мастер 27
24. Клайв Баркер, Имаджика 28
25. Аше Гарридо, Видимо-невидимо 29
26. Барри Хьюарт, Мост птиц 30
27. Нил Стивенсон, Алмазный век 31
28. Дэвид Брин, Звёздный прилив 32
30. Йен Уотсон, Внедрение 34
31. Питер Бигл, Песня трактирщика 35
32. Лорен Бьюкес, Зоосити. 36
33. Урсула Ле Гуин, Хроники Западного побережья 37
34. Дэн Абнетт, Триумф. Герой Её Величества 38
35. Брендон Сандерсон, Город богов 38
36. Генри Лайон Олди, Чёрный Баламут 39
39. Кори Доктороу, Младший брат 40
40. Марина и Сергей Дяченко, Армагед-дом 41
41. Святослав Логинов, Свет в окошке 42
42. Майкл Суэнвик, Кости земли 43
43. Чайна Мьёвиль, Шрам 44
44. Джеймс Брэнч Кейбелл, Земляные фигуры 45
45. Юрий Коваль, Суер-Выер 46
46. Ричард Морган, Видоизменённый углерод 47
47. Паоло Бачигалупи, Заводная 48
48. Дэрил Грегори, Пандемоний 48
49. Наталья Шнейдер, Дмитрий Дзыговбродский, Сорные травы 49
50. Эдвард Уитмор, Синайский гобелен 50
51. Ярослава Кузнецова, Анастасия Воскресенская, Чудовы Луга 51
52. Кейт Эллиот, Мелани Роун, Дженнифер Роберсон, Золотой ключ 52
53. Дмитрий Быков, Эвакуатор 53
54. Филип Пулман, Тёмные начала 54
55. Рик Янси, Ученик монстролога 55
56. Дэвид Марусек, Счёт по головам 55
57. Илья Носырев, Карта мира 56
58. Джон Скальци, Обречённые на победу 57
59. Джон Райт, Золотой век 58
60. Юлия Зонис, Инквизитор и нимфа 59
61. Елена Хаецкая, Падение Софии 60
62. Патриция МакКиллип, Мастер загадок 61
63. Орсон Скотт Кард, Хроники Вортинга 62
64. Ольга Елисеева, Сокол на запястье 62
65. Грег Бир, Город в конце времён 63
66. Михаил Успенский. Три холма, охраняющие край света 64
67. Жан-Клод Мурлева, Горе мёртвого короля 65
68. Дина Рубина, Почерк Леонардо 66
69. Далия Трускиновская, Шайтан-звезда. 67
70. Джеффри Барлоу, Спящий во тьме 68
71. Стеф Свэйнстон, Год нашей войны 69
72. Майкл Флинн, Эйфельхайм, город-призрак. 70
73. Виталий Забирко, Путевые записки эстет-энтомолога 70
74. Карен Мейтленд, Маскарад лжецов 71
75. Инна Живетьева, Вейн 72
76. Мэри Джентл, Аш: Тайная история 73
77. Пол Дж.Макоули, Ангел Паскуале: Страсти по да Винчи 74
78. Нил Стивенсон, Анафем

 Отправлено: 10.11.17 23:21. Заголовок: 1. Вернор Виндж, Пла..

1. Вернор Виндж, Пламя над бездной

Далёкое будущее. Настолько далёкое, что сеть всемирной связи охватывает множество галактик, а цивилизации пережили столько взлётов и падений, что родиной человечества считается уже не Земля... На краю обитаемого мира команда археологов занимается информационными раскопками. Они изучают наследие, оставленное теми, кто ушёл миллиарды лет назад. Это загадочные технологии, немыслимо древние, разумные технологии...
Так начинается эта история – и вряд ли удивится читатель, узнав, что злосчастные учёные умудрились пробудить древнее зло.
Зачин романа звучит вполне традиционно. В книге вообще много традиционных примет – но это приметы другого, неожиданного жанра. «Пламя над бездной» поразительно гармонично сочетает в себе «твёрдую» научную фантастику – и сказку.
Это часть очарования романа – он ни на что не похож. Конечно, это космическая фантастика, но с чем сравнить историю? Разве с Гиперионом Симмонса, и то – общим окажется лишь невероятный масштаб событий, тонко прописанные детали и обаятельная красочность, «цветность» повествования.
А ещё очарование книги в том, что она очень добрая. Всерьёз, по-взрослому добрая. Её герои встречаются с грозными опасностями, беспощадной жестокостью и умной ложью – но они выйдут победителями из битвы со злом. Победу им принесёт не ещё большая жестокость и не изощрённейшая ложь, а умение дружить и прощать, благородство и искренность, и помощь могущественного древнего мудреца.
Всё, как полагается в сказках.
«Пламя над бездной» считается образцом научной фантастики. В 1992-м году роман удостоился престижной американской премии «Небьюла», в следующем – «Хьюго». Он был переведён на множество языков и принёс писателю мировую славу.
И всё же нельзя не заметить, что в сплетении интересов и целей, факторов и обстоятельств, складывающих сюжет, в построении мироздания «Пламени» есть многое из того, что свойственно другому поджанру – космической фэнтэзи. «Твёрдая НФ» читается в описаниях Ретрансляционной Сети и общения на её каналах; интересны и оригинальны концепции разумных рас. Но рядом в тексте действуют удивительные Силы, которые прямо именуются божествами. Конечно, автор вписывает их в логику мироздания: это сверхъестественные существа, аккумулирующие разумность целых цивилизаций; Силами становятся расы, перешедшие определённую планку развития. Но роль их в сюжете действительно «божественная», апокалипсическая. Больше того – они вполне непознаваемы, и выходят, таким образом, за рамки научности, необходимые для «твёрдой НФ». То же ощущение остаётся от описания Зон: авторская воля меняет физические законы в зависимости от приближения к центру Галактики. Термины и параметры остаются научными, но картина мира становится «лоскутной» и обретает отчётливый оттенок магии и волшебства.
Но вернусь, чтобы подчеркнуть: сочетание двух поджанров, двух парадигм в «Пламени» необыкновенно слаженно и гармонично. Роман восхищает стройностью и сложностью концепции и вместе с тем ощущается светлым...


2. Андрей Лазарчук, Транквилиум

Знакома ли вам эта грёза из ряда грёз классических, традиционных, ничуть не оригинальных? Дивный старый мир, полускрытый флёром забвения, просеянный сквозь сито миллиона мечтательных повестей – где кружевные дамы приглашают на файф-о-клок юных князей, где морской горизонт украшают белые паруса, где каждый мужчина – джентльмен до мозга костей, до ломоты в зубах, а каждая женщина – прекрасна? Даже преступники великодушны там, а развратники – романтичны. Скорей, скорей же в Транквилиум!..
Только знайте и не забудьте: его жители не летают.
Этим впервые, словно бы между делом, обмолвившись, автор даёт понять: блаженный мир не таков, каким представляется.
Роман Андрея Лазарчука «Транквилиум» впервые вышел в печати в 1996-м году и к настоящему моменту выдержал четыре переиздания. Он принадлежит к жанру «альтернативной истории». Автор широко использует в тексте традиционные для жанра мотивы. Возможно, именно это стало причиной того, что роман вызвал неоднозначные отклики. Смысловая наполненность, философская глубина часто контрастируют с простыми, даже грубоватыми сюжетными ходами. Сложно воспринимается и подчёркнутая эмоциональность повествования. Иногда она кажется чрезмерной: событийная линия тонет и размывается в море эмоций.
Но всё же главное впечатление, которое оставляет роман – это множественность смыслов, двойственность и неоднозначность всех событий, всех явлений. Лазарчук оперирует не только элементами сюжета – сопоставляются целые антуражи. Так, роман написан прекрасным языком, стилизация погружает читателя в атмосферу викторианской эпохи. И когда в действие включается Тринадцатый отдел КГБ, поначалу это вызывает неловкость, как от плохой шутки. Неужели автор действительно намерен использовать затёртый, плоский домысел родом из дешёвой конспирологии?
Но всё оказывается куда сложнее.
Транквилиум – параллельное пространство, где можно найти укрытие от опасностей и тягот и провести жизнь в пасторали. Символом его в романе становится бескрылость – в буквальном смысле, как отсутствие авиации (она запрещена во избежание излишнего технического прогресса). Недаром и само название в русском языке ассоциируется не столько с тишиной и безмятежностью английского tranquil , сколько с препаратами-транквилизаторами. В действительности Транквилиум тесно связан с большим миром; запрещён ввоз высоких технологий, но в цене искусство. В самом Транквилиуме дела с искусством обстоят скверно. Даже художники и писатели – беглецы из Старого мира в Транквилиуме утрачивают дар.
Таковы обстоятельства, в которых начинает развиваться действие. Читателю предстоит узнать, что на самом деле связывает «мир покоя» с «миром тревог», и прикоснуться к природе этой связи.
В конечном итоге роман повествует о стойкости жизни. С развитием событий образы героев, яркие и выпуклые вначале, словно бы «врастают», «перерастают» в масштабность повествования. И вот уже сама жизнь проходит через жестокие испытания, терпит поражения, оказывается на грани полного краха, но всякий раз отыскивает, на что опереться и расцвести.
И ещё речь в романе – о стойкости мечты.
Венцом его становится удивительный финал-преображение, в котором одна знакомая грёза превращается в другую, столь же знакомую...

3. Иэн Макдональд, Река Богов.

Есть в фантастиковедении занятный вопрос: сколько фантастических допущений может содержать текст?
Понятно, конечно, что всё в воле автора: сколько он пожелает включить, столько и будет. Но фантастическое допущение, введение в текст «фактора невозможного» - оружие устрашающей силы. Один залп принесёт победу, два или три – оставят выжженную пустыню. Проще говоря, бытует мнение, что автору надлежит сводить количество фантдопущений к минимуму. Этого требует хороший вкус.
Но ведь правила существуют, чтобы их нарушать.
Писатели-фантасты снова и снова задаются вопросом: как совместить в одном романе множество фантдопущений – но так, чтобы он не превратился в пародию, не стал эклектической «коллекцией всего»? Чтобы не распадался композиционно? Чтобы каждая поднятая тема раскрылась по-своему, а повествование захватывало дух?
Роман «Река Богов» заставляет подозревать, что Иэн Макдональд решил поставить эксперимент в этой области.
Скажу, что эксперимент оказался удачным! Изумляет же в нём масштаб задачи, поставленной себе автором. Проще сказать, чего в романе нет. В головокружительном зрелище читатель узнает знакомые мотивы, связанные в неожиданных сочетаниях: параллельные миры и другие планеты, манипуляции со временем и искусственный интеллект, альтернативный социум, альтернативная история, генетические эксперименты... Но и это ещё не всё! В романе поднимаются нефантастические темы, освещаемые обычно литературой «мейнстрима». Альтернативная сексуальность (впрямь альтернативная, а вовсе не традиционная «нетрадиционная»), этнографическое бытописание, жизнь преступного мира и военные операции, проблемы отцов и детей, взаимопонимания и человечности, конфликты разных культур... Наконец, поиск себя и поиск Бога.
Невероятно: как из всех этих разрозненных, подчас чуждых друг другу элементов можно было не только собрать единую систему, цельную и непротиворечивую – но и создать на основе этой системы увлекательное и поразительно яркое повествование?
Возникает гипотеза: в действительности автор оперировал не совокупностью фантастических допущений, а совокупностью мифологизированных представлений человечества о будущем. Мы ожидаем новых научных открытий и социальных изменений – и автор показывает нам общество, где всё это уже произошло...
События «Реки Богов» происходят в Индии. Роман остаётся в памяти словно путешествие к берегам священного Ганга. Словно выкручены на максимум настройки контрастности, словно своими глазами видит читатель ослепительное, иссушающее южное солнце, под чьими лучами происходит действие романа... Остаётся лишь сожалеть о том, что Иэн Макдональд решил быть столь немногословным. Роман невелик по объёму. «Территориально» сюжет тоже сжат до одного из районов Индии. Изобилие тем приводит к изобилию сюжетных линий, много в тексте и персонажей, и не всем из них посчастливилось рассказать свою историю целиком. Признаться, я как читатель предпочла бы видеть «Реку Богов» многочастной эпопеей или хотя бы более масштабным романом. Ни один из героев Макдональда не стал картонным, всем им хочется сопереживать – и именно поэтому хочется прочитать о них больше.
Остаётся закончить только перечислением наград.
Роман «Река Богов», написанный в 2004-м году, номинировался на несколько престижных премий, и в 2005-м получил Британскую научно-фантастическую премию. А ещё журнал «Мир фантастики» в 2006-м году отметил его как «лучший зарубежный научно-фантастический роман» - что свидетельствует, помимо прочего, об отличном качестве перевода.


4. Арсений Миронов, Древнерусская игра.

Рекомендуя трилогию Арсения Миронова «Древнерусская игра», я сразу несколько раз грешу противу хорошего вкуса. Во-первых, это юмористическая фантастика. Во-вторых, это юмористическая фантастика про «попаданцев». В-третьих... нет, я ничего не буду писать об авторе! Пусть он останется загадочным «мистером Икс», о котором ходят лишь слухи. Так, как это было в далёком 1998-году, когда я проехала свою остановку метро с «Древнерусской игрой» в руках, а потом вышла на следующей, села на скамейку и не двинулась с места, пока не дочитала этот цветастый том...
И в-четвёртых, что совсем уже неприлично, «Древнерусская игра» - это трилогия.
Какими же достоинствами должна обладать книга, чтобы при всём перечисленном – без колебаний советовать её читателю?
Первое и главное из достоинств – изумительный, великолепный, несравненный русский язык. Мастерство автора в обращении с родным языком поистине фантастическое. Язык Миронова не просто ясный и выразительный, язык у него обретает тембр и тональность, подобно симфонической музыке. В истории четыре главных героя и четыре сюжетных линии. Каждой из них соответствует своя тональность и индивидуальный тембровый комплекс. Как это сделано, я, честно сказать, до сих пор не вполне понимаю. Видно, как тонко автор играет с ритмикой и как он подбирает для каждого персонажа собственный ассоциативный ряд. Но этого недостаточно для того эффекта, который текст производит. Есть здесь какая-то загадка.
Книгу стоит открыть просто для того, чтобы увидеть, каким может быть русский язык.
Искушённый читатель, пожалуй, спросит: мог ли подобный текст появиться в столь презренном жанре, как «фантастика про попаданцев»? Но четырнадцать лет назад этот приём был новым и неизбитым, даже сам термин «попаданец» ещё не родился, и не было повода относиться с пренебрежением к такому зачину.
К тому же герои «Древнерусской игры» не дают советов правителям прошлого и не экспериментируют с историей. По сути, в повествовании они сталкиваются сами с собой – со своими заблуждениями, желаниями и мечтами. Четверо совсем юных ребят – воцерковленный христианин, фанатичный поклонник компьютерных игр, русский националист и простой раздолбай-студент, настолько разные, насколько это возможно, но всё же связанные верной дружбой, угодив в прошлое, встречают там то, что ждали увидеть, но...
Впрочем, не стану пересказывать сюжета.
А ещё «Древнерусская игра», несмотря ни на что, - действительно юмористическая фантастика. Изысканный язык и затаённые смыслы отнюдь не мешают ни жизнерадостной лёгкости повествования, ни уморительному шутовству. Текст несёт в себе могучий заряд оптимизма.
Справедливости ради надо сказать и о недостатках. Музыка и литература – разные искусства. Подчас в «Древнерусской игре» музыкальная выразительность затрудняет восприятие смысла. И если для читателя важней всего крепко сбитый сюжет, то чрезмерная мелодичность языка может и не прийтись ему по вкусу. Особенно этим грешит третий том трилогии.
Но, как бы то ни было, «Игра», по моему мнению, остаётся одним из лучших отечественных текстов в жанре «весёлой фантастики».


5. Чайна Мьёвиль, Железный совет

Люди склонны романтизировать прошлое. Проходят годы, стираются из памяти скучные детали, приметы обыденности. И вот уже кажется, что в прошлом всё было куда значительней, куда величественней, чем теперь.
Процесс этот идёт довольно быстро – быстрее, чем можно предположить. Минуло всего два десятилетия, как нет Советского Союза, а романтизация социалистического прошлого идёт полным ходом. И не столь важно, светлая это романтика или тёмная – главное, что недавнее прошлое стало художественным образом. Читатель наверняка вспомнит не один современный отечественный фантастический роман, так или иначе обыгрывающий реалии СССР. В этом списке найдутся и утопии, и антиутопии.
А как обстоят дела в зарубежной фантастике?
Вспоминаются мрачные пророчества времён Холодной войны. Ещё – образы пугающих или загадочных русских, которые часто и заслуженно именуются «развесистой клюквой»...
...Что, если на социалистическую революцию взглянет влюблёнными глазами иностранец, житель страны победившего капитализма, опоры мирового порядка, – британец Чайна Мьёвиль?
Мьёвиль известен своими левыми убеждениями. Излюбленная тема его творчества, образно выражаясь – «строительство коммунизма в Волшебной стране». Звучит нелепо? Отнюдь.
Тема социализма в текстах Мьёвиля выглядит совершенно иначе, нежели у наших соотечественников. Остаётся странное ощущение: ищешь и не находишь привычного. Революционная работа, стачки, подпольщики, печать листовок – всё это ассоциируется у отечественного читателя с определённой интонацией и образным рядом. Их нет. Нет у Мьёвиля и сатиры. Нет ностальгии. Нет мрачных предостережений. «Железный совет» устремлён в будущее.
«Железный совет» - третий роман из цикла о Нью-Кробюзоне (предыдущие два – «Вокзал потерянных снов» и «Шрам»). Цикл объединён только местом действия, это не трилогия, чтение можно начинать с любой книги. Истории цикла повествуют о жизни безумного, сюрреалистического, обворожительного и чудовищного, великого города Нью-Кробюзона. У власти в городе олигархическая партия «Жирное солнце». Яни Правли, одержимый Железный Мастер, создаёт Трансконтинентальный железнодорожный трест и начинает строительство беспрецедентного масштаба. Рельсы ложатся там, где обитают дикие племена и царит дикая магия. Их кладут вольнонаёмные рабочие бок о бок с заключёнными, которых изуродовали биочародейством в тюрьмах Нью-Кробюзона. В то же время сам великий город сотрясают забастовки, в нём бесчинствуют бандиты и террористы, а партия власти начинает «маленькую победоносную войну»...
Как автор фэнтэзи Мьёвиль уникален.
Дело не в его политических взглядах. Дело в его восприятии труда.
Фэнтэзи возникла как «литература эскейпа», то есть побега от реальности. Вспомним: традиционный роман в жанре фэнтэзи часто начинается с того, что герой оставляет скуку обыденности и отправляется навстречу приключениям. Спустя какое-то время в фэнтэзи стали проникать элементы «производственного романа» - описание работы магических университетов или волшебных детективных агентств... Мьёвиль довёл этот процесс до логического завершения. Словно бы персонажем в его текстах, действующим лицом иного порядка становится Труд. Фэнтэзи Мьёвиля – уже не «литература эскейпа». Невозможно убежать от ежедневного труда в какую-то иную, «настоящую» жизнь; труд – и есть жизнь. Мьёвиль открывает двери в иной мир не для того, чтобы предложить побег, а для того, чтобы трудящиеся всех миров пожали друг другу руки.
Надо сказать, что Мьёвиль пишет сложно. Очень сложно. Нью-Кробюзонский цикл – далеко не развлекательное чтиво, он требует напряжения ума и чувства. Но это одно из наиболее выдающихся произведений в жанре фэнтези за последнее десятилетие, а возможно, и больше.
Написанный в 2004-м году, в 2005-м «Железный совет» получил премию «Локус» и премию Артура Кларка, а также номинировался на премии «Хьюго» и «Небьюла».

6. Эстер Фриснер, Псалмы Ирода

Есть такой термин, родом из кинематографа: exploitation. Exploitation film переводится на русский не слишком удачной калькой – эксплуатационное кино. Это жанровые фильмы, которые для привлечения зрителей используют острые, будоражащие темы. Эксплуатационные фильмы часто бывают низкого качества, но определённая популярность им гарантирована просто за счёт «жареных» тем.
Конечно, явление это существует и в литературе.
В разных странах список популярных тем будет разным. Отечественному читателю не покажется остроактуальной тема проблем афроамериканцев, а жителю США – истории обогащения российских нуворишей. В фантастике тоже есть мотивы, гарантирующие интерес определённой аудитории. Многие готовы снова и снова читать истории о ведьмах или повести о приключениях наших современников в прошлом.
Эстер Фриснер в Псалмах Ирода использует одну из таких острых тем. Тема, пожалуй, глобальная: феминизм.
Вам уже скучно?
Да, кажется, будто и тема избита, и сам метод вряд ли способен породить что-то достойное...
Роман опровергнет это с первой страницы.
Псалмы Ирода – антиутопия, нестерпимо жуткая, потому что очень спокойная. Фриснер обстоятельно и несентиментально рисует обыденную жизнь – череду рядовых, ничем не примечательных событий в мучительно искажённом мире. И стиль текста тоже работает на это спокойствие – он отсылает к романам из жизни провинциальной Америки, к историям маленьких городков с их подспудно бурлящими страстями. Время от времени бытописание становится поэтичным: текст насыщен цитатами из религиозных гимнов и Библии, как подлинной, так и альтернативной.
После того, как отступает первый шок, становится ясно, что популярные приёмы Фриснер использует для создания метафорического образа. Это образ странного социума. Социума явно больного, но удивительно стабильного. Его реалистичность скоро становится тревожащей.
Как может оказаться живым, дышащим, подлинным общество, основанное на жестокости и несправедливости? Как оно может существовать годами и десятилетиями, не меняясь, вполне устойчивое и надёжное? Разве это естественный для людей уклад?
В этом обществе много хороших людей. Но они ничего не могут с ним сделать.
Почему они ничего не делают? Почему ничего сделать нельзя?..
И нельзя ли?
Я рискну сказать, что с этим вопросом Эстер Фриснер поднимается над изначальной темой романа. Он становится большим, нежели феминистская антиутопия.
Конечно, у книги есть и недостатки. «Женскость» романа может показаться раздражающей. В ней нет сентиментальности и нет идеализации. Женские образы в Псалмах Ирода слишком правдивы. Автор беспощадна к героиням так же, как они беспощадны друг к другу. Женский взгляд и женский мир отображены с непривлекательной и страшной достоверностью.
А счастливый финал истории, который так хочется увидеть во время чтения, к несчастью, выглядит не слишком-то достоверным...
Эстер Фриснер мало известна в России. В фантастическом жанре она работает с 1982-го года, её перу принадлежит множество произведений. На русский язык переведены немногие из них. Произведения Фриснер многократно номинировались на премии Хьюго и Небьюла и дважды были отмечены. А в 1994-м она получила премию Skylark, которой удостаивались такие крупные писатели, как Айзек Азимов, Андре Нортон, Орсон Скотт Кард и Джордж Мартин.

7. Игорь Николенко, Вайна Божественный, инка

Мне всегда казалось странным то, что этот роман, один из лучших отечественных исторических романов, остался практически неизвестен широкому читателю. В чём причина такой несправедливости?
Непопулярная тема? Но разве описания экзотических культур когда-нибудь отталкивали читателя? Напротив, истории загадочных, ни на что не похожих древних цивилизаций обыкновенно вызывают острый интерес.
Непопулярный автор? У Игоря Николенко есть и другие книги, но имя его, конечно, отнюдь не назовёшь громким. Тем не менее, в истории известны авторы одной книги, одной песни, одного стихотворения... Писатель вовсе не обязан выпускать по книге в год, чтобы выдающийся роман получил достойную оценку.
Непопулярный жанр? А вот это похоже на правду. Николенко, филолог-востоковед, проработал достоверность событий и антуража в романе настолько, что текст «Вайны Божественного» упоминается в некоторых научных трудах как источник. Но другие исследователи южноамериканской древности приняли книгу враждебно. Почему?..
...Слишком похоже на фантастику.
И действительно, роман написан в удивительном синтетическом жанре. Трудно вспомнить в литературе что-то подобное. Роман звучит отчасти как притча, отчасти – отсылает к популярному в фантастике поджанру «альтернативной реальности». Пожалуй, верней всего было бы говорить о жанре «магического реализма», но и это лишь приближённое, неточное определение. Я рискую рассказывать о романе в рубрике «фэнтэзи». Возможно, если бы «Вайна Божественный» изначально позиционировался как историческая фантастика, то обрёл бы у читателей заслуженную популярность. «Реальные инки, да и вообще любые реальные люди на порядок менее ярки, динамичны, стремительны, декоративны и экзотичны, чем выглядят герои Никсона», - пишет о романе выдающийся востоковед Александр Немировский. («Гир Никсон» - псевдоним, выбранный Игорем Николенко для переиздания романа в 1998-м году под названием «Инки»).
Роман повествует о жизни империи инков на рубеже пятнадцатого и шестнадцатого веков. Великая империя Тауантинсуйу, Четыре Стороны, растёт вширь, поглощая соседей и безжалостно давя мятежи. Чётко работает отлаженный административный аппарат. Строятся дороги и крепости. Кажется, ни интриги и усобицы правящей верхушки, ни даже гражданская война не в силах поколебать величие идеального государства. Но читателю известно, что уже показались на горизонте корабли испанцев, и всего через несколько десятилетий Тауантинсуйу бесславно падёт, став достоянием истории...
В мистическом и в то же время реальном пространстве действуют воины и дамы, боги и нищие, духи и привидения, существа одновременно живые и мифологизированные. Николенко рассказывает историю вначале о борьбе людей за власть, потом – о борьбе людей с Властью как надличностной силой, и наконец – о том, как Власть берёт верх над человечностью.

8. Дэн Симмонс, Лето ночи

Авторам опасно писать шедевры.
Нередко случается так, что имя писателя, прогремевшее благодаря одной выдающейся книге, в умах читателей намертво связывается с этой книгой – с её жанром, стилем, идеями. И в будущем от писателя ждут только «чего-то похожего», повторения пройденного на разные лады. Эксперименты же публика встречает неприветливо. И это большое искушение для автора: пойти на поводу у аудитории, не искать нового, бесконечно продолжать цикл о полюбившихся героях или вселенной.
Дэн Симмонс обрёл мировую известность с выходом эпопеи «Песни Гипериона», невероятной по мощи и блеску. Несмотря на её оглушительный успех, он не стал её «пленником». В его библиографии есть произведения почти во всех поджанрах фантастики.
«Лето ночи», первый роман хоррор-трилогии («Лето ночи», «Дети ночи» и «Зимние призраки») вышел спустя год после «Падения Гипериона». Трудно вообразить что-то менее похожее на масштабную космическую эпопею. Неторопливое, камерное повествование разворачивается на фоне «одноэтажной Америки» в безмятежную пору начала шестидесятых. Провинциальный городок Элм-Хэвен хранит тайны, принадлежащим иным временам и эпохам, и в назначенный час жителям предстоит встретиться с ними.
Хоррор-трилогия – не самое популярное произведение Симмонса. Конечно, у романов есть недостатки. Многие сюжетные ходы предсказуемы, а разъяснения порой кажутся излишними, натянутыми или слишком простыми. Но достоинства текста лежат в иной плоскости. Это не «фантастика взрыва», способная изменить взгляд на мир; это спокойная, глубокая, психологически достоверная история о встрече людей с нестерпимым страхом – и о преодолении.
Симмонс – один из моих любимых фантастов. Очарованная галактическим размахом «Гипериона» и яростной хтонической мощью «Террора», я поначалу недоумевала, вчитываясь в «Лето ночи» с его любовными описаниями мелких деталей и незначительных вещей. От Симмонса я ожидала совсем другого. Но прошло больше года, а я всё ещё едва не дословно помню роман: и Велосипедный Патруль, и школу, и шоссе, и мастерскую в доме Дейла... Как бы то ни было, писатель создал картину, полную жизни. Поэтому-то я всё же рискую рекомендовать трилогию читателю, с той только оговоркой, что не стоит ждать от неё «похожести» на самые известные романы Симмонса. Она просто другая.
Действие второй части, «Дети ночи», перенесено в Европу, в пост-социалистическую Румынию. История, изложенная в «Лете», обретает подлинное завершение в третьей книге, «Зимние призраки». Один из героев «Лета», повзрослевший и постаревший, возвращается в городок, где прошло его детство. Он собирается написать книгу воспоминаний. В одряхлевшем и обезлюдевшем Элм-Хэвене он встречается не только с приметами памяти, но и с другом, которого считал давно потерянным.
Закончу на том, что в 1992-м году роман «Лето ночи» получил премию Locus в номинации «роман ужасов».

9. Мария Галина, Малая Глуша

Событием для русскоязычной фантастики стал выход в 2009-м году романа Марии Галиной «Малая Глуша». Роман удостоился множества наград: премии «Малый фавн» и премии Звёздного моста в 2009-м, премии «Портал» в 2010-м году.
«Малая Глуша» - великолепный в своей глубине и чистоте пример одного из самых ярких, хотя и не самых популярных поджанров фантастики. Это фантастика психологическая, возможно, даже психоаналитическая. Часто такие тексты кажутся написанными в духе сюрреализма. Суть их в том, как именно автор обыгрывает характерный для фантастики мотив «квеста».
О, пресловутый квест... «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что», - это он и есть. Простенькая схема, которая обеспечивает истории если не увлекательность (та всё же зависит от писательского мастерства), то хотя бы изобилие событий. Мы встретим мотив квеста в легендах и волшебных сказках, на нём обычно строятся приключенческие романы, сами более или менее фантастические. Стоит ли и упоминать про компьютерные игры – «квестом» в них называется не только отдельный этап игровой истории, но и целый жанр. В фантастической литературе в наше время квестовые сюжеты занимают настолько большое место, что порой утомляют читателей.
Сам по себе квест, конечно, просто средство, метод. Всё зависит от того, как использует его писатель. Ведь и «Властелин Колец» - тоже по формальным признакам квест.
В психологической фантастике квест как внешнее путешествие неразрывно сплавляется с путешествием внутренним. Отправляясь в путь, герой одновременно погружается в собственное подсознание. Достигнутая внешняя цель означает понимание некой глубокой истины. И речь вовсе не о простых параллелях между происшествиями и размышлениями. Синтез намного сложнее и богаче, его предназначение – не иллюстративное; события, наделённые множественными и не всегда понятными смыслами, дают читателю возможность по-новому взглянуть на самого себя, собственный внутренний мир.
С этим-то связано то ощущение небывало чёткого и реалистичного сна, которое оставляет «Малая Глуша». Непознанное в этом сне оказывается знакомым, привычное – страшным.
Внешний сюжет романа отсылает к мифологии. В легендариуме человечества множество историй о том, как герой или героиня спускаются за потерянной любовью в подземное царство. Но главные герои «Малой Глуши» не похожи на богоборцев и победителей, это просто люди, измученные невыносимой болью, и истории их – не о преодолении смерти или сражении со сверхъестественным. Это повести о прощении и прощании.
Психолог скажет, что с горем невозможно бороться – оно непобедимо. Горе нужно пережить, избыть, и процесс этот начинается с осознания безвозвратной потери. Герои «Малой Глуши», Женя и Инна, не знают этого и отказываются мириться с утратой. Он потерял жену и ребёнка, она – сына. И вот душным летом 1987-го года они едут в глухую деревню, не отмеченную на картах, - туда, где течёт Река, отделяющая живых от мёртвых...

 Отправлено: 10.11.17 23:22. Заголовок: 10. Дэниел Ивен Вай..

10. Дэниел Ивен Вайсс, Нет царя у тараканов

Юбилейная, десятая по счёту рецензия посвящается читателям, уставшим от фантастики мрачных видений, масштабных эпических полотен и философских притч.
«Нет царя у тараканов» - это развесёлая повесть о жизни и злоключениях разумного (и весьма начитанного!) таракана по имени Псалтирь.
Псалтирь – опасный интеллигент, циник и патриот тараканьего племени. С рождения он не запятнал себя ничем, кроме чрезмерной эрудированности, и всегда был достойным гражданином колонии Blattella germanica (они же прусаки, они же – рыжие тараканы). Мирно живёт и множится колония в закоулках жилища представителя вида Homo sapience – бедолаги Айры Фишблатта. Давно стёрлась из тараканьей памяти Великая Депрессия, разразившаяся, когда прежние хозяева квартиры устроили прусакам мор. Это было двенадцать лет назад.
Но вот над рыжим шестиногим народом вновь сгущаются тучи.
Кто может быть лучше нерадивой хозяйки? Такая всегда накормит и обогреет таракана (двух, трёх, сотню, тысячу). А бестолковый Homo sapience сначала расстался со щедрой возлюбленной, потом (о ужас!) нашёл другую – беспощадную противницу и жестокую убийцу насекомых... Что делать? Как спасти колонию?
Юмор Вайсса зол, резок и беспощаден, порою на грани фола, порой вовсе за гранью. «Нет царя у тараканов» - уж точно не та сказка, которую стоит рассказывать детям. Роман перенасыщен физиологическими деталями, которые даже взрослому могут показаться шокирующими. Но, право слово, разве о тараканах можно было написать иначе?..
Почему же это стоит читать?
Во-первых, роман просто уморительно смешной. От фантазии (и цинизма) автора глаза лезут на лоб. Приключенческий сюжет развивается с бешеной скоростью, ни одно отступление (а Псалтирь любит пораспространяться о быте и нравах современного общества) не становится паузой: читателю прямо-таки негде выдохнуть.
Во-вторых, эту безусловно развлекательную, лёгкую историю отнюдь не назовёшь глупой. (В конце концов, главный герой съел слишком много умных книг, чтобы позволять себе поверхностные суждения). Обедая где-нибудь в кухонном шкафу или в раковине, Блаттелла германика непринуждённо перебрасываются цитатами и высказывают глубокие умозаключения по поводу тараканьей и человеческой жизни. Юмористический приём? Конечно. Но в шутках, как известно, случается доля правды.
Третья причина – это сам главный герой. Псалтирь – маленькое злокозненное насекомое, напрочь лишённое принципов (откуда они у таракана?), хитроумное, как Одиссей, наделённое бесконечной отвагой и бесконечным оптимизмом. И оптимизм его поистине заразителен. Хотя к людям этот паразит относится исключительно как к источнику пищи и неприятностей (чего и ждать от паразита?), но в какой-то момент ему даже начинаешь сочувствовать.
В заключение хочу процитировать литературного критика Константина Мильчина: «У автора этой книги Дэниела Ивэна Вайсса явно поехала крыша, но книга от этого получилась только интереснее». Лучше и не скажешь.

11. Марина и Сергей Дяченко, Пещера

Читатели старшего поколения хорошо помнят те времена, когда фантастика считалась «литературой о научных открытиях». Может быть, вспомнятся им и споры, бушевавшие вокруг этого утверждения. Споры те давно отгремели. Сейчас вряд ли кому придёт в голову сомневаться, что фантастика может говорить о любой волнующей людей теме и использовать для этого любые формы. В мирах фантастики мы встретим детективы и сказки, политические триллеры и социальные исследования, романы воспитания и военные романы, приключенческие истории, повести о поиске смысла жизни, сюрреалистические притчи – всё богатство литературных жанров.
Жива, конечно, и «классическая» научная фантастика, действительно посвящённая научному поиску, загадкам природы и техническим достижениям. Её ещё называют «твёрдой НФ».
Любопытно и, пожалуй, забавно, что высокое звание «твёрдой» может даровать фантастике далеко не любая наука. Гуманитарные дисциплины здесь ценятся невысоко. Лингвистика, этнология, этология, психология – все они как будто и не науки...
Ранний роман супругов Дяченко «Пещера» - пример гуманитарно-научной фантастики, посвящённой психоанализу и психологии групп, отчасти – семейной психологии. Научная компонента текста замаскирована, авторы используют традиционный для фантастики приём олицетворения. Дяченки делают реальным, ощутимым, видимым классическое для психологии понятие подсознания. Оно и есть – Пещера.
Пещера – тёмное, жестокое пространство животных инстинктов, куда люди время от времени попадают во сне. В романе это пространство – общее для человечества. О нём предпочитают не говорить, его стыдятся. А происходящее в Пещере впрямую влияет на жизнь каждого: если там, во сне, один зверь загрызёт другого, то утром не проснётся человек... Очень, очень немногие способны контролировать себя даже во мраке Пещеры, даже там сохранять человеческий облик. Но есть и положительная сторона: Пещера вынуждает людей понимать себя самих – порой лучше, чем им бы хотелось. Крупный хищник знает, насколько он беспощаден, а маленький зверёк понимает, что не сможет защитить себя.
В таком мире авторы разворачивают перед нами историю. Историю о борьбе неумолимых инстинктов и животной природы с лучшим в человеке – разумом, благородством, любовью. Историю о любви в неравной паре – неравной не по возрасту или положению, а по силе и масштабу личности. Сможет ли доминирующий хищник усмирить себя и быть рядом с возлюбленной, если возлюбленная принадлежит к редкой породе существ, которые никак, никого, никогда не способны обидеть... И вот уже роман вовсе перестаёт быть фантастическим: ведь людям не нужна Пещера, чтобы быть жестокими с теми, кого они любят.
В 1998-м году роман получил премию «Мраморный фавн», а в 1999-м удостоился второй – «Лунный меч».

12. Паскаль Брюкнер, Божественное дитя

Можно ли передать идею, вопрос, чувство от автора читателю напрямую, минуя стадию разъяснений и описаний? Для литературы это непростая задача, ведь писатель – прежде всего рассказчик историй. Сразу к нашим чувствам обращается музыка, вслед за ней идёт музыкальная речь – поэзия, а прозаик, кажется, должен только искать верное и яркое слово. Но действительно ли проза ограничена этим?
Жанр притчи – почтенный и древний. В притче может не быть никаких объяснений, человек осмысливает её сам. Буддийские притчи, коаны, вовсе не предназначены для осмысления: считается, что коан передаёт сознание истины непосредственно, и задача слушателя – суметь принять его.
Рассказать историю и одновременно – передать некий больший, глубинный смысл словно бы в закодированном, сжатом виде, - такой метод использует французский писатель Паскаль Брюкнер. Роман «Божественное дитя» - пример сюрреалистической фантастики. Франция – родина сюрреализма, и Брюкнер продолжает традиции своих великих предшественников.
«Божественное дитя» - повесть о младенце, который отказался рождаться. Узнав слишком многое слишком рано, крохотный вундеркинд решил не переходить от теории к практике и остаться в тёплом, уютном и безопасном материнском чреве. Трудно, да и не нужно пересказывать сюжет дальше: он весь состоит из немыслимых поворотов, и было бы нечестно отнимать у читателя возможность лишний раз изумиться им. Брюкнер рассказывает свою невозможную историю с мягкой ехидцей, будто бы снова и снова подмигивает из-за строк: «вы ведь понимаете, о чём я на самом деле?»
О чём же?
Первая отгадка оставлена на виду: речь о человеке, который не хочет становиться взрослым, исследовать реальную жизнь с её опасностями. Он создаёт себе маленький мирок, упивается чтением, общается только в интернете. Знакомая картина, не правда ли? Но иносказания Брюкнера не одномерны, это сущий клубок ирреальных и при этом абсолютно логичных связей и зависимостей. Откуда взялось Божественное дитя? Мы вспоминаем историю жизни его родителей и понимаем: они, обычные люди, естественным образом рождённые, выросли – но так и не стали по-настоящему взрослыми, зрелыми... А когда Божественное дитя приходит к кризису, и замкнутая его жизнь перестаёт быть спокойной и комфортной, писатель словно сдёргивает на миг покров метафор – причина бед оказывается совершенно реалистичной.
Так ироничная история о невозможном казусе оказывается повестью о зрелости, о взрослении и ответственности, о трусости и иллюзиях, желаниях, ошибках... Она заставляет задуматься – каждого о своём, - и, возможно, позволяет что-то понять.
Паскаль Брюкнер известен на родине как романист и мыслитель. Он удостоен премий Медичи и Ренодо, премии Французской Академии. На русский язык переведены многие его романы и философские эссе.

13. Андрей Мартьянов, Звезда запада

Один из самых популярных поджанров фантастики – фантастика этнографическая, то есть описывающая быт и нравы реальных или вымышленных народов. Это, пожалуй, ещё и одна из самых древних разновидностей фантастики: рассказы о путешествиях в далёкие страны и об их удивительных жителях были популярны даже в античные времена.
В современной фантастике этнографические мотивы используются по-разному. Во-первых, для моделирования чуждых культур, странных обычаев, с которыми сталкиваются герои. (Тут стоит вспомнить многочисленных и разнообразных марсиан, созданных классиками: и Алексеем Толстым, и Рэем Брэдбери, и Эдгаром Райсом Берроузом. Конечно, примеров намного больше – это лишь самые старые и почтенные). Другой метод – построение в пространстве текста целостных культур, живущих по иным, незнакомым законам. Мир привычен для героев, но не для читателя, и так читатель сам, без посредства персонажа может встретиться с поразительным. Третий – постмодернистская игра с настоящим и вымышленным, с легендами предков и живыми мифами наших дней: блестящий пример – «Баудолино» Умберто Эко. Четвёртый метод – воссоздание подлинных древних культур; здесь фантастика смыкается с жанром исторического романа.
В отечественной фантастике мы встретим самые разные этнографические мотивы. География их охватывает весь земной шар, от Южной Америки до Японии, от Полинезии до Скандинавии. Стоит ли удивляться, что одна из любимых культур наших авторов – древнеславянская. Прочно связана с ней скандинавская. Лучшие книги о них принадлежат перу Марии Семёновой, Елизаветы Дворецкой и Андрея Мартьянова.
«Звезду запада» нельзя назвать «чистым» этнографическим фэнтэзи. Уж очень ярка и занятна игра, в которую автор играет как с мифологией скандинавских народов, так и с читателем. А чтобы распознать все необязательные, вскользь брошенные намёки, нужно досконально знать ещё одну мифологию, самую знаменитую из авторских – мифологию Дж.Р.Р. Толкина. Впрочем, разгадывать загадки – это лишь дополнительное удовольствие, для понимания текста они существенной роли не играют.
«Звезда запада» повествует о людях, живущих на излёте времени легенд. Наступает христианство, и с ним – новая эпоха. Любопытно, однако, что для автора это не столько эпоха «пришествия истинной веры», сколько эпоха «конца магии». Прощание с божествами предков означает лишь то, что земля окончательно оказывается во власти людей, в руках возмужавшего человечества.
Не так-то это легко – изменить законы целого мироздания. Процесс болезненный и опасный, тем более, что древние и мудрые боги уже не держат в руках нити судьбы. Боги передали их людям, и лишь наблюдают за тем, как смертные справляются с новой ответственностью. Получится ли у них? Или конец власти языческих божеств станет и концом человечества?.. Суровые вопросы встают перед героями.
...Но пока до этого ещё далеко. Мир полон чудес. Римский миссионер въяве приветствует на пути одноглазого старика, а Чёрный Дракон ищет среди ледяных фьордов наследника древнего рода. И ещё не все эльфы уплыли на Заокраинный Запад.

14. Джо Хилл, Рога

Джо Хиллу повезло и не повезло в одно и то же время; повезло быть сыном великого Стивена Кинга, не повезло – по той же причине. Взятый в начале писательской карьеры псевдоним (настоящее имя Хилла – Джозеф Хиллстром Кинг) не избавил его от постоянных сравнений с отцом. Но, к чести Хилла, в отзывах критиков эти сравнения никогда не звучали разочарованно. Права на экранизацию романов Хилла уже выкуплены кинокомпаниями, а в качестве сценариста он сотрудничает со Стивеном Спилбергом.
«Рога» - второй роман Джо Хилла. Фантастическая концепция, положенная в основу текста, очень проста. Настолько проста, что читатель помимо воли начинает просчитывать будущее развитие сюжета, все его повороты, финал и мораль, которую автор наверняка в текст заложил... Какое-то время ожидания оправдываются, и роман читается как рядовой фантастический триллер, написанный легко и увлекательно, но не особенно оригинальный.
Будь это в самом деле так, я не стала бы рекомендовать роман читателям.
Создаётся впечатление, что Хилл намеренно выбирает самую предсказуемую, даже примитивную завязку – для того, чтоб ещё более ясно и странно прозвучал удивительный финал.
Итак, начало, по-голливудски эффектное и незамысловатое: в годовщину смерти любимой девушки у Игнациуса Мартина Перриша выросли рога – вполне реальные, ощутимые, но никому другому не видимые. Вместе с дьявольской атрибутикой он обрёл и возможности, дарованные, несомненно, силами Ада: теперь бедный Иг Перриш, у которого и без того было достаточно проблем в жизни, вынужден выполнять функции беса-искусителя. Одно его появление заставляет людей повиноваться своим худшим желаниям – и выбалтывать о них правду.
Здесь повествование и становится таким обманчиво-предсказуемым. Иг был несправедливо обвинён в убийстве своей любимой, и хотя его оправдали, но весь город уверен, что убийца – Иг; вот сейчас Иг , пользуясь новообретёнными силами, найдёт настоящего убийцу, раскроет истину и отомстит...
Пожалуй, можно обещать, что в каком-то смысле это случится. Только не так, как ожидает читатель.
Говоря о романе, прежде всего хочется поразмыслить о том, что значила для автора именно такая трактовка сюжета. Сам Хилл пишет в интервью: «Многие люди в моих историях несчастны. ... Мне нравится писать о людях, которые в каком-то роде плохие — они принимают неправильные моральные решения, плохо обращаются со своими друзьями и лгут самим себе. ... Многие рассказы — о плохих людях, пытающихся пробить себе путь назад к добру». Конечно, Иг Перриш далеко не святой, но он меньше всего подходит на роль демона. Подлинным демоном в повествовании оказывается совсем не он. Можно предположить, что на самом деле роль «рогов» выполняет история его жизни – гибель его возлюбленной, суд и доля изгоя. В отношении к ним раскрываются люди. Так иносказание получается довольно прозрачным.
Нельзя не отметить финал романа. Он трагический и светлый. Иг действительно пробивает себе путь к добру. Большой писательской смелостью надо было обладать, чтобы вписать в приземлённый, бытовой, со множеством отталкивающих физиологичных деталей текст любовь, подобную той, что Иг испытывает к Меррин. Иг не рыцарь и не герой баллады, он обычный и вообще не особо приятный человек. Но его любовь оказывается сильнее смерти.

15. Георгий Вирен, Путь единорога

Я хочу рекомендовать эту повесть тем, кто с теплотой вспоминает ранние тексты Стругацких – героику «Страны багровых туч», мягкий юмор и безмерный оптимизм «Стажёров», лучезарно-светлое начало цикла «Мир Полудня». Пускай отошли в прошлое и идеология, и страна, породившие ту, шестидесятническую веру в «светлое будущее», но она навеки осталась частью отечественной культуры, и даже сейчас вдохновляет художников и писателей.
Влияние братьев Стругацких на развитие отечественной фантастики невозможно переоценить. Дело здесь даже не в гипнотизирующей мощи их таланта, а в том, что их тексты необычайно, едва ли не уникально в истории литературы разнообразны. Стругацкие с конца пятидесятых по начало девяностых – это словно бы четыре или пять разных писателей. Поэтому-то им невозможно подражать; а те, кто заслуживает звания «наследники Стругацких», подхватывают обычно только одну из тем, занимавших Братьев на их пути.
И вдвойне удивительно то, что в конце восьмидесятых, когда сами Братья писали «Отягощённых злом» и «Хромую судьбу» (тёмные и горькие тексты), кто-то сумел вернуться к светлому настроению «Стажёров». И вернуться не эпигонски, не подражательно или «на заказ», а – по-новому, по-своему, искренне.
Повесть Георгия Вирена издавалась дважды. Её можно найти под названием «Зеркало ночи» (1988-й год) и «Путь единорога» (1992-й).
Действие её происходит в сказочном, никогда не существовавшем Советском Союзе, остро напоминающем страну Быкова и Юрковского. Георгий Вирен подхватывает тему, новую и актуальную для времени написания повести – экстрасенсорику и поиск «настоящих экстрасенсов». Его герои ищут их и находят – колхозных телекинетиков, деревенских ясновидящих, гениальных изобретателей-самоучек... Но главный вопрос, звучащий в тексте повести, другой, вовсе, кажется, не связанный с мотивом сверхъестественного. «Как же можно жить, не зная будущего? Не зная, к чему готовить себя? Не видя ничего за пределом сегодняшнего дня, часа?!»
Один из отысканных изобретателей создал машину, способную заглянуть в будущее. Нет, не предсказать события, всего лишь показать человеку образ его самого спустя много лет. Машина существует в единственном экземпляре, это несовершенный прототип, но даже он приносит много горя... И много счастья.
Мне кажется, что обаяние повести заключается не только и не столько в рисунке сюжета. Она мудра и светла. По тексту рассыпаны обрывки как будто случайных бесед («Литература – это часть мира, это такая же реальность, как... ну как деревья или камни. И вот ... мы копаемся в литературе, стараемся понять ее законы и структуры, и таким образом расширяем знания человечества о мире»). Безмерно поэтичны и изумительным языком написаны страницы о снах Матвея – не снах, а видениях словно бы изнанки мира, хотя на самом деле – истинного его лица. Творение дерзкого разума героя становится для него приговором, но оно же и оправдывает его. Тайны мира не раскрыты, но познаваемы, близки и добры.
«...внезапно, словно властная рука сдернула черный ветхий покров, а за ним, над всей землей открылось настоящее небо, нестерпимо блистающее небо из одних звезд».

16. Мария Галина, Медведки

«Медведки» - новый роман выдающейся отечественной писательницы Марии Галиной. Не так давно я писала о её «Малой Глуше» - образце психологической фантастики, истории поиска и самопознания.
«Медведки» тоже принадлежат к поджанру психологической фантастики, но намного сложнее по замыслу. Возможно, имеет смысл говорить о синтетическом жанре. Это роман-ребус, роман-тайна, где реальность и вымысел естественно и непринуждённо перетекают друг в друга. «Медведок» не получится читать быстро, следя только за сюжетными поворотами и не пытаясь осмысливать происходящее. Их нужно расшифровывать, держать в памяти мимолётные события, вскользь упомянутые детали, подчас вовсе не входящие в основной текст... Загадки «Медведок» начинаются с самого названия романа. Почему выбрано такое? Автор бросает намёк во втором эпиграфе, а потом словно бы вовсе оставляет тему – для того, чтобы читатель сам вспомнил о ней, перевернув последнюю страницу книги.
Эпиграф таков: «Насекомое ведет преимущественно подземный образ жизни. На поверхность выбирается редко, в основном в ночное время суток. Учитывая великолепную приспособляемость медведок, следует отметить, что чаще всего они выступают в роли вредителя, так как быстро и в больших количествах размножаются».
Я позволю себе попытку дешифровки.
Первый, внешний смысловой уровень в романе посвящён тому, как придуманное и записанное становится подлинным и реальным; если попытаться разгадать и его – то в нём говорится о влиянии литературы на жизнь. Главный герой зарабатывает на хлеб тем, что пишет заказчикам истории о них самих. Казалось бы, просто лестное развлечение для состоятельных и праздных людей. Но одна из таких историй внезапно начинает осуществляться – самым неожиданным образом.
Следующий, более глубокий смысловой уровень неразрывно связан с первым. Но здесь фантастика неожиданно оборачивается наукой – культурологией, психологией. Речь идёт о феномене «мифологического мышления», когда человек не разделяет вымысел и реальность, себя и мир. Считалось, что мифологическое мышление свойственно первобытным культурам, но теперь общепризнано, что оно живо и в наши дни. Мы сами мыслим мифологически, так же, как наши далёкие предки. Для пространства мифа вполне естественно, что названное становится реальным... Сосед главного героя – одержимый исследователь. Он изучает легенды о чудовищах, мрачных порождениях подземного, загробного мира, некогда обитавших в здешних местах... Обитавших? В самом деле? Это только сказки или за ними стоит нечто реальное? А может, реальность этих сказок порождает человеческая вера? Или?.. Может, это власть мифа над нашим сознанием, словно медведка, обычно таится, но иногда оказывается на поверхности?..
Но есть и третий уровень. Пожалуй, потрясающая авторская находка. Роман сопровождает длинное, безличное, написанное сухим языком приложение, посвящённое природе и происхождению тех самых чудовищ. Ссылки, цитаты, список литературы. Приложение искажает композицию «Медведок», это не художественный текст, а научная статья. Оно ничего не разъясняет, изложенные в нём факты уже прозвучали в романе. Но вместе с тем оно даёт тексту новую реальность – и это уже наша реальность. Подлинная. Данная в ощущениях.

17. Джонс Коуль, Атланты. Воин

http://www.ozon.ru/context/detail/id/6292235/
Я не стану делать ещё один обзор, посвящённый использованию сюжетов мировой мифологии в фантастике. Едва ли не половина романов в жанре фэнтэзи так или иначе построена на претворении мифологических мотивов (а если приглядеться внимательнее, то и вовсе трудно найти фэнтэзи, не использующее элементов мифа). В сети можно отыскать целые диссертации на эту тему. При таком богатстве материала встаёт, скорее, другой вопрос: как выбрать лучшее? Какие образцы мифологической фантастики стоит рекомендовать читателю?
Очень многие авторы используют мифологию поверхностно. И отечественный, и зарубежный читатель со школы знает хоть что-то о богах и героях Древней Греции, может быть, слышал об индийском пантеоне. К чему усложнять? Нужны ли более глубокие знания?..
...В девяностые годы прошлого века многие российские писатели-фантасты брали иностранные псевдонимы. Считалось, что это вызовет у читателей больше интереса. Так, Елена Хаецкая издавалась как Меделайн Симмонс. А произведения Дмитрия Колосова печатались под именем «Джонс Коуль».
Дмитрий Колосов – настоящий специалист в своей области. Кандидат исторических наук, автор учебников, он преподаёт на кафедре философии и культурологии Тульского педагогического университета, ведёт курс мифологии. Его профессионализм нашёл отражение и в его художественных текстах.
«Воин» - второй роман из цикла «Атланты» и, по моему мнению, лучший в цикле. Сюжетно книга полностью самостоятельна. Если читатель не пожелает, нет необходимости знакомиться с другими частями серии; они могут подробней раскрыть значение мимолётно упомянутых деталей, расскажут больше о судьбе главного героя, но идейно текст сконцентрирован. «Атланты» - вовсе не эпопея без конца и начала, какие порой встречаются в современной фантастике. Колосов обращается с мифологией достаточно вольно, но вольность эта отнюдь не поверхностная, она основана на глубоком знании. Древняя Греция и Древняя Персия, божества и дивные говорящие звери, цитаты из исторических хроник, античных авторов и священных книг... Кажется, одного этого было бы достаточно для создания масштабного историко-фантастического полотна. Но автор не ограничивается антуражем, выстраивая свою историю. Он пишет о смене исторических парадигм и рождении иного времени, о тайных вмешательствах в дела народов и царств, о чудовищах и героях, о мудрости и гордыне... Колосов превосходно владеет не только материалом, но и литературным языком: текст течёт плавно и легко, и даже отступления, нарушающие ход событий, когда в тексте звучит голос автора, голос учёного, - не кажутся чуждыми.

18. Барри Лонгиер, Мир-цирк.

http://www.ozon.ru/context/detail/id/5487864/
Искусственные миры... Нет, речь пойдёт не о космических станциях или «сферах Дайсона», а о целых мирах, созданных воображением писателей-фантастов, об альтернативных вселенных, существующих в текстовой форме. Конечно, в каком-то смысле все «писательские миры» искусственны. А миры фантастов – вдвойне, ведь в них читатель встречает события и явления небывалые и часто в принципе невозможные. Но есть ещё один угол зрения.
Реалистичность фантастики строится на её психологической достоверности. Герои романа должны мыслить и действовать как живые люди. Тогда читатель сможет сопереживать им, словно бы рука об руку с персонажами следовать поворотам сюжета – и уже не столь важно, увидит он в книге чудеса магии или блистательные достижения науки и техники. Достоверность образов героев даст возможность верить и в то, что происходит с ними... Есть другой метод, его использует так называемая «метафорическая фантастика». Она работает не только или не столько с характерами героев, сколько с общими психологическими законами. Сам читатель как будто «втягивается» в пространство текста, сталкивается с архетипическими образами, испытывает на прочность собственные знания о мире (пример мы найдём в «Медведках» Марии Галиной, заметка о которых появлялась в Wikers Weekly №17).
Всё это давно известно и кажется очевидным.
Привыкнув к методу психологической достоверности, удивляешься, встречая тексты, построенные совсем не так. Они производят странное впечатление. Для чего и зачем может писатель осознанно конструировать героев подчёркнуто искусственных, рисовать общества, которые даже теоретически не могут существовать?
Имя Барри Лонгиера известно отечественному читателю благодаря повести «Враг мой», а скорей – благодаря огромному успеху фильма, снятого по её мотивам. Трилогия о мире-цирке – другой выдающийся его труд. Сам роман «Мир-цирк» - первый в трилогии. Он написан в форме сборника рассказов, посвящённого жизни на удивительной планете. Некогда она стала прибежищем и родиной для пассажиров звездолёта «Город Барабу», перевозившего цирковую труппу. Природа планеты Момус оказалась достаточно приветливой, чтобы людям не пришлось бороться за выживание. И вышло так, что фокусники, клоуны и акробаты не стали отказываться от своих профессий. Они начали давать представления друг другу. За годы их отточенное искусство стало похоже на истинную магию. Гордые династии хранят тайны мастерства. На мире-цирке нет государств и правительств, экономики и армии. Главная его валюта – новости и... цирковые представления.
«Да не может такого быть!» - скажете вы и будете правы.
Но зачем-то Лонгиер рассказывает нам об этом мире, причудливом и невозможном, но добром и радостном. Зачем? Разгадку мы найдём в последней повести. Самая трагическая в книге, она завершается светлым финалом. Жителям Момуса пришлось забыть о столетиях мирной жизни и с оружием в руках защищать свою свободу. Но не оружие дало им победу, а власть красоты и искусства, глубокое понимание мира. Философия Лонгиера кажется по-детски наивной. Но она греет сердце. И разве не подобного тепла порой не хватает нам всем?

 Отправлено: 10.11.17 23:22. Заголовок: 19. Линор Горалик и ..

19. Линор Горалик и Сергей Кузнецов - Нет

Роман «Нет» - удивительный текст. Он уникален, его не с чем сравнить. В фантастике до сих пор не появлялось ничего подобного. Невозможно чётко определить жанр текста. В каталогах книжных магазинов и библиотек он фигурирует то как социальная фантастика, то как киберпанк, то как вовсе не фантастика, а психологическая проза. Жанровая индивидуальность, как известно, - один из признаков выдающегося произведения...
Основная профессия писателя всегда накладывает отпечаток на его тексты. Так случилось и здесь. Линор Горалик не только писатель, журналист, публицист, но так же и исследователь. Её научно-популярная культурологическая монография «Полая женщина» о кукле Барби пользуется не меньшей известностью, чем её проза и стихи. Роман «Нет» - социальное исследование в той же мере, что художественное.
С уверенностью можно сказать разве что следующее: «Нет» - книга не детская. Ведь её основная (на первый взгляд) тема – порнография.
...Близкое будущее. Не назвать эту историю антиутопией – ведь не случилось никаких катастроф. Напротив: мир стал, кажется, более гуманным, более разумным, чем раньше. Смягчились нравы. Почти побеждено такое страшное зло, как наркомания. Это не чудо и не результат усилий полиции. Просто вышло в продажу и завоевало мировой рынок такое прекрасное новшество, как бионы. Бионы – это пластиковые ленты, на которых записаны непосредственные эмоционально-физические переживания. «Накатив», то есть надев на руку такой бион, можно самому ощутить то, что чувствовал другой человек при записи. Бионы недороги и, при соблюдении минимальной техники безопасности, не причиняют вреда здоровью. Больше не нужно отравлять себя алкоголем или наркотиками, чтобы ощутить эффект от химических веществ.
Бионы не отменили ни одного из видов искусств, только обогатили их и создали новые. Но чаще, конечно, их используют не ради высоких переживаний. Рынок порнографии, дополненной бионами, стал ещё шире, чем прежде, и решительно никто уже не считает порно чем-то безнравственным. Но раз исчез один «запретный плод», на его место должен прийти другой.
И он приходит. Это убийства. Убийства под запись.
Главные героини романа работают в порноиндустрии. Две из них – просто актрисы, третья – полицейский оперативник. За подпольными режиссёрами-убийцами идёт непрекращающаяся охота.
Это только одна из сюжетных линий. Другая – история легального режиссёра, отчаянно пытающегося создать шедевр, потрясти, расшевелить расслабленное и пресыщенное общество. Третья – трагедия неудачливого контрабандиста и несчастного отца. Четвёртая... Их много, очень много; роман – широкое цветное полотно, попытка отобразить едва ли не всю мировую цивилизацию, иную, изменённую, невозможную, похожую...
О чём этот роман?
О том, как научные достижения изменяют общество? Нет, никоим образом. О том, что в современном мире всё, что угодно может стать прибыльной индустрией? Опять нет. О том, как борьба со злом становится самоцелью, и вот уже борец оберегает и щадит привычное зло, боясь его потерять?
Говорят, роман о страхе и боли. И о любви. Но читателю стоит самому отыскать ответ.
Отмечу всё-таки и недостатки текста. Он слишком подробный и многословный. Слишком значительная его доля отведена описанию эмоций. Слишком многие персонажи романа время от времени выходят на первый план, а их языковые характеристики мало отличаются. Порой приходится напрячься, чтобы понять, с чьей точки зрения описываются события сейчас. Трудно поймать темп текста, «войти» в него. Но, право же, стоит попытаться.

20. Ярослава Кузнецова, Золотая свирель

Признаюсь, самый любимый мною род фэнтэзи – тот, что рождается «по ту сторону Зелёной двери».
С самых давних времён люди рассказывали истории о «соседних мирах». Сейчас мы назвали бы эти миры параллельными. Главная примета таких историй, отличающая их от множества похожих, заключается в том, что чудесные страны и иные вселенные в них – это не ады или парадизы, не обиталища богов, духов предков или волшебных существ, а просто... действительно, миры по соседству. В них живут такие же люди, как мы. Они могли бы оказаться нашими соседями по лестничной клетке, но – вышло иначе...
Тысячу лет назад слагались легенды о зелёных островах в океане. Герберт Уэллс создал образ «зелёной двери», возникающей и пропадающей, точно призрак; эта дверь всегда готова открыться в чудесную и близкую-близкую страну, вопрос лишь в том, хватит ли увидевшему смелости войти в неё... Джон Рональд Руэл Толкин называл эти миры «мирами под зелёным солнцем».
Неспроста все ассоциации связаны с лесной зеленью, весенним цветением. Если вам, читатель, доводилось хоть раз заглянуть по ту сторону зелёной двери – во сне или в мире фантастического романа, - наверняка вы видели там тот же цвет, тот же свет.
Удивительное его сияние живо в романе Кузнецовой «Золотая свирель». Пожалуй, «Свирель» - полная противоположность так называемой «метафорической фантастике». В романе не поднимаются социальные или психологические проблемы, в нём нет философии или рассуждений об этике. Это простая, даже незамысловатая история о приключениях и злоключениях обычного человека, рождённого в другом мире, непохожем на наш... Только не отделаться от чувства, будто и написан роман был не в нашем мире: настолько естественным кажется авторский взгляд, столь логично разрешаются чародейные загадки, так правдивы характеры и конфликты... Такой вот парадоксальный, невозможный реализм.
«Золотая свирель» - история жизни девушки по имени Леста Омела. И малая, малая часть истории мира, раскинувшегося между огненным Полуднем и леденящей кровь Полночью. Лесту обвинили в колдовстве и связанной бросили в воду; невиновная, она не выплыла, но и тела её не нашли – Лесте довелось попасть на «ту сторону», в дивную страну Сумерек. Там время течёт иначе, и Леста вернулась домой лишь спустя много лет. Теперь она вынуждена разгадывать накопившиеся загадки...
«Золотая свирель» описывает лишь малую часть истории «соседнего мира», созданного Ярославой Кузнецовой. Неудивительно; так бывает всегда. Когда перед писателем открывается «зелёная дверь», невозможно уместить всё увиденное в один текст. Древний литературный жанр «описания земель» плохо сочетается с современным жанром романа. Потому многое остаётся скрытым. Отчего жители иного мира верят в того же Бога и того же Дьявола, что и в мире нашем? Отчего той же силой обладает в нём крест? Ответы отыщутся в других романах автора («Чудовы луга» и «Химеры»), в рассказах и сборниках легенд, записанных словно бы под диктовку...
Кстати, Ярослава Кузнецова – ещё и прекрасная художница. Она сама создала обложку к роману, а в сети можно найти и другие её работы-иллюстрации.
Закончу, пожалуй, вот на чём: роман «Золотая свирель» - прекрасный выбор для читателя, желающего ненадолго покинуть привычный мир и побывать в другом.

21. М. Дример, Сказки ракров

http://prostobook.com/product/12-232873/
Расскажу об удивительной книге, подобных которой просто нет на свете.
Странный, странный мир лежит по ту сторону ночи. Он совсем рядом с нами, но мы никогда туда не доберёмся – потому что мы уже там. Стоит немного подумать, и ясно станет: да ведь каждый из нас знаком и с гнурами, и с арофами, встречал птенцов птицы-кяйвы и брал больничный из-за козней злого Шунглу, и даже, может быть, искал колодец Ирн... Разве только ракров немногие видели своими глазами. Впрочем, некоторые видели их даже в зеркале.
Что же это за книга?
На первый взгляд – сборник коротких рассказов, повествующих о жизни и устройстве сказочного, отчасти абсурдного мира. То ли коллекция притч, то ли стилизация под мифы и легенды какого-то очень далёкого, экзотического народа. Может, ненцев или юкагиров, может, аборигенов Амазонии. Кто ещё станет рассказывать такие странные, словно бы ненормальные немножко истории? В них нет морали (разве что на уровне «а потом его съели»). Они недвусмысленны, акценты в них расставлены чётко, но выводы неочевидны (почти как в сказке о Курочке Рябе. Кто ответит, что за мораль несёт эта сказка?). И всё же каждая история – будто крохотная иголка, оставляет занозу, капельку крови, и побуждает проснуться...
В рецензии на роман «Пещера» Марины и Сергея Дяченко я уже писала о научной фантастике, разрабатывающей гуманитарные темы. Исследования в области научной и практической психологии для нашего времени не менее важны, чем исследования в области физики и генетики. Именно психология позволяет понять закономерности современного мира, а кроме того – позволяет человеку понять себя самого. Кажется странным, что писатели-фантасты даже к научной лингвистике обращаются чаще, нежели к научной психологии.
В «Сказках ракров» нет сложной терминологии, нет героев-психологов и изложения каких бы то ни было теорий. И тем не менее, это научная фантастика – научно-психологическая. Стоит немного вдуматься, и язык метафор, которые использует автор, становится прозрачным и ясным до боли.
...Живёт на свете народ гнуров. Когда ребёнку приходит срок уйти из родительского дома и зажить своей жизнью, гнуры выкалывают сыновьям один глаз, а дочерям ломают одну ногу, чтобы те не могли никуда деться. И всегда-то во всём сами виноваты гнуры – в том, что недалеко видели, медленно ходили, плохо работали...
Странствует по дорогам народ арофов – скорее хитрых, чем умных, и скорей предприимчивых, чем надежных. Иной раз арофы наживают много добра, но чаще попадают впросак.
Птица кяйва обещает петь бедняку и напеть богатство и счастье. Спетое кяйвой всегда оборачивается горем, бедой, глиняными черепками. Только как её выгнать? Кто же тогда станет петь в доме? Да и сами кяйвы – горемыки: никто их не любит, не слушает, не даёт воспитывать чужих детей, не уступает им собственных нор и гнёзд...
Есть на свете и те, кто готов помочь и ответить. Но редко кто спрашивает, и редко кто соглашается принять помощь. Потому-то одни ракры селятся на отшибе, а у других – высокие заборы и острые колья возле ворот.
...«Сказки ракров» стоит прочесть. Хотя бы для того, чтобы понять наконец: достаточно ли ты умер, чтобы дальше жить счастливо?

22. Джеймс Морроу, Единородная дочь

Обложки:
http://www.ozon.ru/context/detail/id/2185739/
http://www.ozon.ru/context/detail/id/1581972/
http://www.ozon.ru/context/detail/id/3376149/

Это чудесная книга. Умная и добрая, жуткая и полная света. Разве что слишком американская – ну конечно, где же и может родиться Мессия американского писателя, как не в Соединённых Штатах? Зато становится замечательно ясно, что здравый смысл, душевное тепло и человечность совершенно никак не зависят от национальности.
Завязка сюжета выглядит одновременно причудливой, ироничной, предсказуемой и таящей немалую опасность для автора. Непорочное зачатие в эпоху научно-технического прогресса: в банке спермы в одну из проб неведомым образом попадает жизнеспособная яйцеклетка. Образуется эмбрион. Чудом выглядит даже не столько его появление, сколько то, что зигота не остановилась в развитии, и то, что первый экспериментальный образец искусственной матки все девять месяцев проработал без сбоев.
Из этого могла бы получиться скучная проповедь или столь же скучный антирелигиозный памфлет. Морроу написал книгу о дружбе, верности и милосердии, о любви к людям и жизни. И о зле, которое слишком близко. Пускай в романе олицетворённое Зло является воочию и принимает активное действие в сюжете – понятней понятного, что его вмешательство необязательно и вовсе не нужно. Люди всё сделают сами. Позиция автора недвусмысленна: ничто не приносит в мир столько зла, сколько стремление человека почувствовать себя самым лучшим, самым праведным, безгрешным и чистым, его неспособность и нежелание сомневаться, жажда судить и выносить приговоры... И сам Сатана выглядит жалким шутом рядом с суровым проповедником Билли Милком, не знающим снисхождения ко грешникам и греху.
А что же главная героиня, Джули, дочь Бога?
Нет, всё-таки история начинается с её отца – неудачника-философа, слабого и маленького человека, такого сильного в своей любви и способности к дружбе. Это от него Джули унаследовала лучшие черты характера. Её жизнь будет разделена на две части, и одна окажется полной чудес, а другая – реальных дел, но поди пойми, где здесь настоящие чудеса...
И самый трудный, самый опасный для писателя поворот – ту главу, где всевышняя мать Джули наконец появляется и говорит с ней – Джеймс Морроу решает безукоризненно. Без пафоса, без морализаторства и вроде бы даже не слишком серьёзно. Но юмор его в этот миг становится настолько ласковым, тёплым и мудрым, что и не подберёшь верного слова для описания... Книга заканчивается именно так, как должна.
Написанный в 1990-м, в 1991-м году роман «Единородная дочь» удостоился Всемирной премии фэнтэзи. Он изрядно запоздал на пути к российскому читателю – перевод вышел в печати у нас только в 2003-м. Финальные события романа происходят в 2012 и 2013-м году, так что будущее Джеймса Морроу успело стать альтернативным настоящим.
Впрочем, кажется, это хороший повод порекомендовать читателю книгу именно сейчас.

23. Джин Вулф, Пыточных дел мастер

Джин Вулф – патриарх среди фантастов. Ему уже больше восьмидесяти лет, он – обладатель полутора десятков самых престижных литературных премий в области фантастики. Роман «Пыточных дел мастер» получил Всемирную премию фэнтэзи в 1981-м году, а в 1982-м – Британскую научно-фантастическую премию. Стоит сказать, что каждый текст из цикла «Книга Нового Солнца» (это четырёхтомник, а «Пыточных дел мастер» - первая книга в нём) удостаивался награды или двух.
Так вышло, что, открывая книгу, ничего этого я не знала. Я выбрала книгу случайно, я впервые знакомилась с автором – и оказалась во власти его обаяния.
Это странный текст. Незабываемый текст. Он завораживает, как заклинание. Фэнтэзи ли это? В мире Нового Солнца нет магии, за исключением разве что магии искусства. Вулф выбрал для тетралогии не самый популярный антураж – «дальний постапокалипсис», и в этом смысле «Пыточных дел мастер» - скорее научная фантастика.
Не секрет, что антураж в фантастике играет особую роль. Это своего рода стартовый расклад, схема, которая во многом определяет повороты сюжета. Все читатели фантастики знакомы с набором самых популярных антуражей – «наш современник в прошлом», «волшебный мир по соседству», «космическое путешествие» и другими. Антураж постапокалипсиса, то есть картина нашего мира после краха современной цивилизации, тоже часто используется писателями. Но обычно авторы описывают первые годы и десятилетия после краха, с целью рассказать истории о выживании и о строительстве нового общества. А «дальний постапокалипсис» повествует о том, как развивалось это новое общество и к чему оно пришло спустя сотни лет – или же сотни тысяч.
Неведомо, сколько тысячелетий отделяют нас от событий «Книги Нового Солнца». Само Солнце уже угасает. Люди вновь используют вьючных животных, но знают о космических путешествиях и не удивляются контактам с инопланетянами. Древние звездолёты навечно встали на прикол и превратились в замки феодальных лордов. Древние музеи используют гиперпространственные технологии, но возобновляемы ли они, владеет ли кто-то полным знанием о них – остаётся загадкой.
В романе множество загадок, которые автор отнюдь не стремится раскрывать. У него иная цель. «Пыточных дел мастер» скорее принадлежит к жанру «метафорической фантастики». Отчасти это роман воспитания, отчасти – роман-путешествие... Сюжет его несложен: Северьян, подмастерье Гильдии палачей, совершил проступок и в наказание отправлен в дальнюю провинцию. Он не успел ещё покинуть столицу, всего лишь вышел за пределы Цитадели, но глазам его уже открылись невероятные и непостижимые картины, а уму – странные закономерности и бессмысленные, но коварные интриги.
Примечательно, что в романе практически нет психологизма. Автор избегает рефлексий, заменяя их логическими и философскими рассуждениями, не вдаётся в подробные описания душевного склада юноши, воспитанного как палач и мастер пыток. Строго говоря, истинным героем романа является не Северьян, а история его жизни – вся целиком. Каждое событие в романе символично. Но Вулф добр к читателю и оставляет нам достаточно зацепок, подсказок, позволяющих разгадать ребус романа. Главная из подсказок в первой книге – увлечённый драматург и актёр доктор Талос. Превосходно знающий законы театрального действия, доктор сразу назначает Северьяна актёром в спектакле – актёром, исполняющим роль Смерти. И здесь нельзя не вспомнить, что в Таро Смерть означает не физическую гибель, а прощание с прошлым, трансформацию и строительство новой жизни.

24. Клайв Баркер, Имаджика

В предыдущих рецензиях я часто рассказывала о необычной, нестандартной фантастике, о книгах, так или иначе не укладывающихся в рамки жанра. Жанровое своеобразие – одна из примет хорошей книги. Но примета эта не единственная и даже вовсе не обязательная.
Монументальный (825 страниц в первом издании!) роман «Имаджика» Клайва Баркера – пример того, насколько богатой, яркой и завораживающей может быть классическая фэнтэзи.
А впрочем... Ведь сам жанр фэнтэзи по сути – синтетический. В фэнтэзи события волшебной сказки излагаются в реалистической манере: как если бы светлые и тёмные чудеса действительно могли случиться – и случались – с нами или рядом с нами. У Баркера этот синтез особенно заметен. Имаджика переполнена магией, и это магия сказки – простая, всесильная и никак не обоснованная. Автор не считает нужным объяснять магию с помощью законов психологии, наукоподобных построений и терминов или хотя бы метафор. В романе магия обрушивается на читателя словно ливень видений: жуткая древняя сила, причудливый сон, от которого невозможно пробудиться, океан ирреальных, гнетущих, сияющих картин. Но там, где, словно в симфонии, вступает тема реализма, она оказывается ничуть не менее мощной. Люди и события, законы и преступления обыденного мира у Баркера – отнюдь не фон, оттеняющий яркость волшебной сказки. Мотив «эскейпа», бегства от реальности, едва ли не обязательный для классической фэнтэзи, в «Имаджике» звучит очень ясно, но решён необычно. Герои бегут не от серости и скуки, а от крови и мрачной лжи, они пытаются раскрыть отнюдь не прекрасные тайны, - и сталкиваются с опасностями ещё более грозными и загадками ещё более угрюмыми.
Как-никак, Баркер получил звание Грандмастера от Ассоциации писателей ужасов. А «Имаджику» он называл своим любимым произведением.
...Имаджика – это мультивселенная из пяти миров-Доминионов. Земля – пятый из них, отделённый от четырёх прочих. Ценой нечеловеческих усилий и больших жертв Земля была некогда очищена от магии, избавлена хотя бы от этой опасности. Прочие Доминионы находятся под властью сразу двух диктатур – теократии божества-узурпатора и автократии узурпатора-мага.
Главный герой в начале повествования – человек, мягко говоря, небольших масштабов. Жиголо по прозвищу «Миляга», живущий за счёт своего врождённого обаяния; бездарный художник, умеющий только подделывать работы мастеров. Единственная его странность заключается в том, что из собственного прошлого он помнит только последнее десятилетие. Но Миляга по природе ветреник: разве эта странность не объяснима? Когда муж соблазнённой им женщины нанимает киллера, Миляга, Джон Фьюри Захария в этом совершенно не повинен: цель наёмного убийцы – не он, а жена-изменница, да и изменила Юдит даже не с Джоном; он – всего лишь одно из её былых увлечений... И всё же именно он спасает жизнь Юдит. А встреча с тем существом, которое наняли, чтобы убить её, становится зацепкой, ведущей его к постижению удивительных секретов, связанных с судьбой Доминионов и его собственной судьбой. Джон – Примиритель, тот, кому суждено вновь сделать Имаджику единым целым... но благо ли это?


25. Аше Гарридо, Видимо-невидимо

http://www.ozon.ru/context/detail/id/6706153/

Много ли на свете чудес? Да их просто видимо-невидимо!
Книга эта переполнена чудесами – доверху, выше крышечки-обложки, так, что чудеса выскальзывают из неё прямо в руки читателю.
Есть место и добрым чудесам, и страшным, и непонятным. Звезда с неба становится звездой оперной сцены, душа хранится в тряпичной вороне, строится лестница за пределы пределов. Страшная Мать Ууйхо приносит на землю тёмные зёрна, но по собственной воле люди отдают им свою кровь и свою радость. Злое слово, брошенное в досаде, становится вечным проклятием, а свет ожившей звезды губит тех, кто отдаёт ей свою любовь. Дождь размывает бытие, а взгляд – создаёт. И Чорна-Смерть, старая и молодая в одно время, приходит свататься к мастеру.
Одна за другой текут, ручьями журчат незатейливые, недолгие сказки, переплетаются, словно цветные нити в рукоделии - глядь, и уже целый мир выплелся перед глазами.
Так случилось: однажды Холодные Господа на небе потеряли свою игрушку - маленькую живую звезду. Тогда они обрушили на землю мрак, ведь во мраке проще увидеть свет. Мрак поглотил все чудеса земли, сделал землю невидимой - а невидимого не существует. И исчезли, сгинув в том мраке, целые народы и страны, города и горы, реки и земли. Сгинуть бы в нём всему свету, если бы не мастера – те, кто сумел видеть во мраке. А то, что видимо – возвращается, будто бы снова созданное... И с тех пор трудятся мастера, не покладая рук, не смыкая век: высматривают, укрепляют взглядом своим леса и долины, моря и поляны, возвращают на свет отобранное.
Аше Гарридо удивительно обращается с метафорами. Вообще-то в фантастике это очень популярный метод: превратить метафору в фантдопущение, построить на ней поворот сюжета или завязать на неё особенности магического мироздания. Так супруги Дяченко превращают в Пещеру понятие подсознания, Джин Вулф делает героя олицетворением изменяющей мир силы, М. Дример в «Сказках ракров» использует язык метафор, чтобы рассказывать о психологических механизмах. Все эти приёмы можно найти и в «Видимо-невидимо», но они звучат настолько естественно, настолько явно видны и настолько глубоко спрятаны, что их запросто можно совсем не заметить... Ведь «невидимое не существует» - это давно известная особенность человеческой психики (её же использует Уоттс в научно-фантастической «Ложной слепоте»). И злое слово действительно станет проклятием, будет долго-долго отравлять душу, если принять его близко к сердцу и поверить в его правдивость.
Можно разгадывать, распознавать всё это в тексте (и чувствовать себя одним из мастеров, что видят настоящие вещи). А можно просто читать сказки.
...Чудесное название у романа. У него много-много значений – и ни одно из них не случайно.


26. Барри Хьюарт, Мост птиц

http://www.ozon.ru/context/detail/id/4049090/
Плутовской роман – древний и почтенный жанр. И многими любимый. Могут ли надоесть истории о головокружительных похождениях неунывающих жуликов и проходимцев? У героя что ни день, то новости, кто-то постоянно хочет его убить, кто-то – выйти за него замуж (поди пойми, что страшнее), ещё не все клады откопаны и не все сокровища украдены, а невинные жертвы по-прежнему ждут помощи. Найти бы время предаться скуке, хоть для разнообразия!
«Мост птиц» Барри Хьюарта – чудесный образчик жанра. А ещё это этнографическое фэнтэзи на материале китайских мифов и сказок. Жанровый синтез в книге получился необычным и сам по себе производит впечатление.
Итак. Помните китайское проклятие? «Чтоб тебе жить в интересные времена!» Интересные времена настали для двух честных (иногда)и благородных (неизменно) жителей Древнего Китая – чистого сердцем юноши Лю Ю по прозвищу Десятый Бык и искушённого мудреца Ли Као, в чьём характере, по его собственному признанию, имеется лёгкий изъян. История их путешествий началась трагично: тяжело заболели дети в деревне Десятого Быка, и Лю Ю отправился искать спасительное лекарство, но прежде – учёного, способного его составить. Много ли богатств у крестьян, даже если они готовы отдать всё, что имеют? Один за другим учёные и мудрецы выгоняли Десятого Быка взашей, и только какой-то никудышный с виду пропойца согласился помочь деревенским детям. По закону жанра, разумеется, это и был великий Ли Као, а все остальные, вместе взятые, не стоили его ногтя... Но задача оказалась трудной даже для величайшего учёного. Странствуя с Десятым Быком в поисках необходимых для лекарства ингредиентов, хитроумный мудрец часто оказывался на краю гибели – но ни разу даже не подумал о том, чтобы изменить данному слову и оставить больных детей без помощи. А сколько вина он при этом выпил и сколько драгоценностей присвоил, право же, вопрос совершенно не значительный.
Пожалуй, одной лишь этой истории хватило бы для хорошей книги. Но в «Мосте птиц» это только канва сюжета.
Вообще-то Ли Као прагматик и материалист. Проникая в существо тайн, он прежде всего ищет логичное и простое объяснение. И поначалу встающие перед ним загадки действительно разрешаются безо всяких вмешательств сверхъестественных сил. Но чем дальше заводит путь, тем более странным становится происходящее. И вот мудрец вынужден, забыв на время о рациональности, заняться упокоением проклятых духов и расследованием преступлений, жертвами которых стали сами боги. Однако и здесь его главным подспорьем будет строгая логика.
А ближе к финалу, там, где зазвучит история самого Моста птиц, весёлый экзотический детектив станет совсем иным – мудрым, нежным, проникновенным...
Роман «Мост птиц» удостоился двух премий: Мировой премии фэнтэзи в 1985-м году и Мифопоэтической премии в 1986. А история переводов книги на русский язык, пожалуй, пришлась бы по нраву её персонажам. Первоначально книга была издана как перевод с китайского, под другим названием («Тигр в лабиринте») и от имени несуществующего автора – Бай Кайго. Только в издании 2008-го года авторство вернулось к Барри Хьюарту.

27. Нил Стивенсон, Алмазный век

Прежде всего это – история интриги. Интриги изысканной и непостижимой, как придворный этикет, стройной и сложной, как высокая технология, интриги длиной в десятилетия, интриги, непосредственно определяющей судьбы мира... При этом язык не повернётся назвать «Алмазный век» детективом, пускай даже детективом необычайных масштабов. Для «новых викторианцев», героев Стивенсона, интрига – это образ жизни и стиль мышления. Так что само построение романа на диво гармонирует с характерами действующих лиц.
Кажется излишним описывать сюжет книги – даже в самых общих чертах, даже ограничиваясь только завязкой. Любая малоприметная, случайная вроде бы деталь оказывается плотно вплетённой в авторский замысел, в нити Большой Интриги «Алмазного века», и оттого любая оговорка способна подпортить читателю удовольствие от погружения в тайну.
Впервые изданный в 1995-м году, «Алмазный век» номинировался на множество премий, и в 1996-м получил две наиболее престижные – «Локус» и «Хьюго». Только на русском языке он переиздавался трижды. Не приходится сомневаться, что это действительно выдающийся роман. Он не нуждается в том, чтобы его нахваливали. И потому в рецензии хочется рассказать о тех нитях в ткани великой Интриги, которые не отличаются яркостью. Следя за поворотами стремительного детективного сюжета, можно пропустить, пролистать те эпизоды, которые придают роману подлинную глубину.
Для начала: почему век – алмазный? У названия много смыслов. Самое простое из объяснений автор даёт прямым текстом: в короткой сценке, из которой мы узнаём, что благодаря расцвету наноинженерии алмаз стал дешевле стекла и потому теперь всюду используется вместо него. Разумеется, искушённый читатель вспомнит и Гесиода с его пятью веками; но почему вслед за Железным веком наступил Алмазный? Неужели в мир возвратилось совершенство, всеобщее благородство и благополучие, чистая идиллия?.. Увы. Здесь, из столкновения смыслов, рождается третье значение названия: оно связано с твёрдостью и холодом алмаза, с не-человечностью, негуманностью Алмазного века.
Да, это нанопанк, чистый образчик редкого жанра. Научно-технический прогресс решил множество проблем и, как водится, создал новые. Имущественное расслоение достигло предела – оно стало запредельным. Где-то бедняки разучиваются читать, потому что больше никому не нужна неквалифицированная рабочая сила. Нанотехнология позволяет прокормить всех. Но никакая технология не способна подарить смысл жизни – и люди пускаются во все тяжкие просто оттого, что осмысленное будущее обещают им только преступники и сумасшедшие сектанты. В то же самое время те же люди, обеспеченные всем, избавленные от необходимости бороться за существование, мучают и убивают детей... Зачем? Почему?!
Стивенсон поднимает множество мрачных этических вопросов. Но их так легко, так просто не заметить, следя за головокружительной сменой обстоятельств и развитием интриги... Почему только Нелл стала идеальной воспитанницей Букваря? Почему тот же Букварь сделал других девочек либо солдатками Мышиного Воинства, либо просто несчастными, ищущими смысла или забвения женщинами? Почему Фиона и Миранда готовы умереть так просто и, в целом, бессмысленно? Почему человечество Стивенсона отказалось от мечты о Космосе? Почему столь невозможно, сверхчеловечески благороден и милосерден судья Ван? Отчего лорд Финкель-Макгроу так долго говорит о нравственности относительной и абсолютной? И почему нелепо, вроде бы даже неумно заканчивается роман об Алмазном веке, так красиво, стройно и мощно начатый, так элегантно доведённый до кульминации? Случайно ли вышло так? Винить ли в том автора – опытного писателя-фантаста? Или тем самым Стивенсон ставит перед нами ещё один вопрос, достойный осмысления?

 Отправлено: 10.11.17 23:23. Заголовок: 28. Дэвид Брин, Звёз..

28. Дэвид Брин, Звёздный прилив

Можно ли написать «настоящего» инопланетянина? Создать в тексте книги разумное существо с принципиальной иной, нечеловеческой психологией и при этом сделать его правдоподобным?
Моделирование чуждого мышления – крайне сложная и крайне увлекательная для писателя задача. Она занимала (и ещё будет занимать), пожалуй, большинство фантастов, да и не только фантастов.
И все авторы сталкивались с одной и той же проблемой: с антропоцентризмом. Мы не знаем ни одного типа разума, кроме нашего собственного. Как можно описать то, чего никто никогда не видел? Решали эту проблему по-разному. Кто-то использовал «принцип отрицания»: отнимем у инопланетян то, что делает людей людьми. Убрать понятие индивидуальности, отменить сострадание, лишить всего иррационального – что получится? Другие создавали инопланетные цивилизации, развившиеся на базе животных иного типа – насекомых, амфибий, птиц. Третьи – ориентировались на культуры дальних стран, малоизвестные либо радикально отличающиеся от европейской. Но любое из решений приводило к другой проблеме: смоделированные таким образом чужие оказывались либо слишком похожи на людей, либо настолько непохожи, что их невозможно было описывать подробно – только смотреть на них со стороны глазами персонажей, принадлежащих к человеческой расе (и, нередко, стрелять в них).
Дэвид Брин в «Саге о Возвышении» пошёл необычным путём. Его «альтернативный разум» – один из замечательно удачных примеров решения этой писательской головоломки.
«Звёздный прилив» – второй роман цикла. Сюжетно он самостоятелен. Сюжет его довольно прост: экипаж земного корабля «Стремительный» в дальнем поиске обнаруживает астроархеологический артефакт огромной ценности. Находку не суждено спокойно довезти до дома. Она важна для всех цивилизаций Галактики. Ею интересуются слишком многие расы и достаточно сильно, чтобы развязать из-за неё войну. Роман научно-фантастический, но во многом напоминает «космическую оперу». Технические подробности служат фоном, часто кажутся излишними. Сами враждебные расы описаны довольно примитивно и похожи друг на друга...
Очарование книги не в этом. И даже не в том, что человечество Дэвида Брина оказывается необыкновенно светлой и альтруистичной цивилизацией. Добрая половина главных героев романа – дельфины.
Используя технологии генного модифицирования, люди «возвысили» самых развитых животных Земли, и теперь планету населяет несколько разумных рас. Но форсированная, занявшая всего пару столетий эволюция не была простой и лёгкой. Дельфины отчаянно пытаются стать вровень с расой-покровителем. Им приходится сражаться не только с внешними опасностями, но и с собственным, неустойчивым пока разумом. Велик риск скатиться на уровень животных предков... Брин не ставил себе целью создать резкий контраст между мышлением людей и дельфинов. Его герои постоянно ищут точки соприкосновения, те вещи, в которых приматы не отличаются от китообразных. И, кажется, именно это позволило автору достичь успеха – создать разум по-настоящему иной и непохожий. А кроме того, его разумные дельфины остались такими же обаятельными существами, как дельфины реальные.
Роман получил три самые значительные премии жанра — Небьюлу в 1983-м годе, Хьюго и Локус в 1984-м. Он был переведён на множество языков. И отдельно хочется отметить, что на русском языке чудесно звучат стихи, сочинённые дельфинами.



29. Чарльз Стросс, Небо сингулярности


Это очень странная книга. Хочется перефразировать известную шутку: «роман Стросса – не то, чем он кажется». Но выйдет, как водится, только полуправда. «Небо сингулярности» - действительно боевая фантастика, интрига в романе и впрямь лихо закручена, едва ли не каждый его персонаж – «тёмная лошадка», а квантовой физике и уставу корабельной службы военно-космического флота уделено столько внимания, что непривычный читатель временами рискует завязнуть в описаниях и параграфах. Критики видят в романе сатиру, и они тоже правы. Сатира в «Небе сингулярности»настолько едкая, справедливая и злая, что вызывает скорей не усмешку, а печаль. В тексте нашлось место и футурологическим моделям – описанию постсингулярного человеческого (а также нечеловеческого уже) общества.
И несмотря на обилие затронутых тем, несмотря на бешеный темп смены событий – есть в книге нечто ещё. Нечто помимо политической пародии и истории о войнах будущего. «Небо сингулярности» - один из редких романов, в котором гармонично сочетаются поджанры боевой фантастики, фантастики естественнонаучной и гуманитарно-научной.
У Стросса особое отношение к информации. Не какой-то конкретной, а информации как таковой, самом феномене. Пожалуй, можно сказать, что в «Небе сингулярности» (и во всём цикле об Эсхатоне) информация действует как стихийная сила... или, вернее, как физическая величина. С повышением температуры меняется агрегатное состояние вещества – и так у Стросса с повышением информационного давления меняется состояние социума.
Конечно, это отнюдь не изобретение писателя. Понятия информационного давления, информационного барьера, информационного взрыва давно известны в науке. Тип общественной организации тесно связан с возможностями информационного обмена – это практически аксиома. Стросс пишет научную фантастику на базе социологии. В пространстве одного романа он создаёт сразу несколько принципиально различных человеческих цивилизаций – и сталкивает их. Получается одновременно модель будущего... и настоящего.
Итак: в одном из вероятностных будущих совокупный разум человечества в своём развитии перешёл очередную границу, получив власть над временем. Эта линия будущего должна была остаться единственной. Могущественные потомки людей вмешались в прошлое, отсекая лишние возможности и предупреждая неугодные повороты. Это привело к неисчислимым бедам, а также к событиям, которые трудно назвать бедами, потому что понять их истинный смысл невозможно, не видя исторической перспективы. Но герои Стросса всё-таки пытаются это сделать. Потому что они – люди, и именно их потомки создадут Эсхатон.
У «Неба сингулярности» есть продолжение, «Железный рассвет», в котором действуют те же герои, но сюжетно романы независимы.


30. Йен Уотсон, Внедрение


Каждая книга Йена Уотсона безумна по-своему.
Такое чувство, что его романы находятся где-то на грани между реализмом и сюрреализмом. Излюбленный метод писателя – строить повествование из череды сцен так, чтобы внутри каждой не происходило ничего особенно «фантастического». Всё выглядит естественным, обыденным, простым – до поры. Эффект немыслимого и невозможного возникает на стыке картин, словно при смене декораций. Из семейной драмы роман превращается в научный триллер, из приключенческого боевика – в исторический детектив... Именно в сочетании событий и сюжетных линий возникает то странное обаяние, которым отличаются книги Уотсона. Кажется, что «здания» его романов просто не способны существовать, они алогичны! Они должны, обязаны рассыпаться. Но этого не происходит – повествование остаётся стройным и полным внутренней гармонии, пускай и на свой удивительный лад.
Так, к примеру, во «Внедрении» первый контакт с инопланетным разумом и мировой кризис оказываются не более чем частными событиями в процессе решения колоссальной научной задачи – разгадки одной из тайн психолингвистики.
Роман изрядно запоздал на пути к отечественному читателю. Написанный в 1973-м году, он был переведён на русский язык и издан только в 2003-м. Удивительно... нет, скорей вовсе не удивительно то, что «Внедрение» абсолютно не кажется устаревшим. Действие романа происходит в семидесятых или восьмидесятых годах двадцатого века, точнее время определить нельзя. Автор словно находится над временем, вне времени, и эпоха не накладывает на него свой отпечаток.
Перевод, к сожалению, тоже оказался не вполне удачным. Название романа - «The embedding» - означает грамматическую подчинительную связь. Уотсон по образованию филолог-лингвист, и «Внедрение» - изумительный образец лингвистической фантастики.
В романе три сюжетных линии. Поначалу не связанные, они сплетаются всё теснее и в финале оказываются частями единой головоломки... Фанатично преданный науке антрополог живёт в племени амазонских индейцев. В попытках как можно глубже понять их культуру он участвует в обрядах племени, принимает ритуальный наркотик и в конце концов перестаёт отличать иллюзии наркотического дурмана от божественных откровений. В то же время в закрытой лаборатории его друг проводит эксперименты, стремясь проникнуть в тайны человеческого сознания и изучить глубинные, первичные закономерности психики. Его эксперименты давно стали бесчеловечно жестокими, но он даже не осознаёт этого. Наконец, радары космических держав начинают получать откуда-то из окрестностей Луны отражённую радиопередачу – земной сигнал, пущенный задом наперёд. Чуть позже окажется, что гости со звёзд – тоже фанатичные учёные, и их тоже интересует лингвистика, однако по совершенно иной причине. Давно известно, что в языке отражается образ мироздания. Существует ли обратная связь? Один из малых языков Амазонской низменности оказывается сокровищем для чуждого разума. Жестокий и дикий ритуал примитивного племени каким-то непостижимым образом меняет реальность...
И кажется, что автор сам владеет тем тайным «внедрённым» языком, о котором пишет.

31. Питер Бигл, Песня трактирщика

Мировую известность Питеру Биглу принесла книга «Последний единорог», по которой в 1982-м году сняли полнометражный мультфильм. Мультфильм этот очень известен, наверняка многие читатели видели его. Ещё в Советском Союзе он распространялся на «пиратских» видеокассетах в одноголосном переводе. Экранизация получилась на редкость удачной – и сама по себе, и благодаря тонко и бережно переданному обаянию сказки Бигла.
Питер Бигл – прирождённый сказочник. Вспоминая его тексты, хочется рассказывать не о философии, метафорах или жанровых особенностях, а о том, насколько они лиричны и красивы, напевны и странновато-отчуждённы... Хочется подбирать сравнения: течение равнинной реки, рассвет, ветер в кронах. Бигл пишет классическую фэнтэзи, и его романы наделены всеми достоинствами, которые сделали этот жанр таким популярным в наше время. Автор обладает удивительной способностью создавать в тексте образ иного мира – совершенно иного, лишённого всякой связи с привычным, обыденным, - и переносить читателя в этот мир. А ещё он в совершенстве владеет умением не рассказывать всего до конца. Ведь сказочник не должен растолковывать сказки.
«Песня трактирщика» написана в 1993-м. В романе речь вновь идёт о магии и судьбе магов, о долге и бесконечном пути, о твёрдости воли и о любви к навеки утраченному. О странных существах из-за границ мира, о предательстве и цене силы, о поиске и надежде. Действие романа происходит, в сущности, в «тридевятом царстве» – в «одной южной стране» и не более того. Для сказки этого вполне достаточно. Три прекрасные женщины путешествуют по южной стране из края в край. Встречным они кажутся волшебницами, и, хотя они не волшебницы, каждая из них несёт с собой множество загадок и тайн. Одна из них не вполне жива, другая – не вполне женщина. Их сопровождает ручной лис, который не совсем лис. Две из них ищут своего учителя – сварливого, но доброго старика, мага, могущественней которого не видал свет. Третью саму ищут, но не ту, кто она есть сейчас... Трое странных путниц останавливаются переночевать в захолустном трактире под названием «Серп и тесак». Работают в этом трактире люди, обыкновенней которых вряд ли можно сыскать в далёкой южной стране. Но нахлынувшая внезапно волна чудес захватывает их, делая героями сказки – и героями песен, что ещё будут петься в далёкой стране Бигла... Впрочем, и у самых обыкновенных людей есть свои тайны.
В «Песне трактирщика» Бигл избегает авторской речи. Он даёт слово множеству героев, и текст сложен из десятков монологов – самих загадочных странниц, работников «Серпа и тесака», бродячей актрисы, волшебного лиса-оборотня... Большая история сплетается из малых, словно полотно из цветных нитей. Кажется, герои отнюдь не намерены секретничать, но каждая их откровенность, каждое признание будто открывает новую тропку в туман, новую непонятную волшебную дверь в колдовском мире Бигла.
В 1994-м году «Песня трактирщика» удостоилась премии «Локус» как лучший роман фэнтэзи.

32. Лорен Бьюкес, Зоосити.

Роман Лорен Бьюкес «Зоосити» парадоксальным образом напоминает о стилистике жанра «нуар». Словно традиционная палитра цветов жанра вывернута наизнанку – но сама история вполне соответствует духу нуара...
Стиль «нуар» возник в двадцатых годах прошлого века в детективной литературе, а позже пришёл в кинематограф. «Film noir» означает «чёрный фильм». Это были чёрно-белые ленты, в которых преобладал чёрный цвет – и на экране, и в судьбах героев. Пессимизм, холод, отсутствие положительных персонажей, мрачный криминальный или детективный сюжет – и нет надежды на счастливый финал. Если главный герой в конце хотя бы останется жив, такой финал уже можно считать «счастливым»... События «Зоосити» происходят в южноафриканском Йоханнесбурге, под ослепительным солнцем. Роман словно бы переполняют яркий свет и громкая музыка, героев его окружают экзотические нищие и мафиози, юные поп-звёзды и загадочные колдуны вуду. Полная противоположность нуару – но лишь цветовая. Лорен Бьюкес рассказывает злую, циничную, обыденно-жестокую историю о людях, доведённых до предела, поставленных на грань выживания. У неё нет положительных персонажей, и финал романа не назвать светлым.
Фантастическое допущение в «Зоосити» не становится сюжетообразующим. Оно понадобилось автору не для создания истории, а для чего-то другого. Для чего?
...В мире «Зоосити» убийцу видно издалека. Тот, кто отнял жизнь другого человека, неведомым образом принимает наказание высших сил. Кара эта вполне в духе магии вуду: убийцу, словно позорное клеймо, всюду сопровождает животное, с которым он не может расстаться. Гибель животного означает гибель человека. И высшим силам нет дела до того, намеренным или случайным было убийство, преступлением было оно или несчастным случаем.
Героиня романа, Зинзи Лелету, отнюдь не невинна. Бывшая наркоманка, она совершила преступление под воздействием наркотиков. Она отбыла срок и искренне раскаивается в содеянном, но клеймо «оживотненного» не смыть. Она никогда не избавится от своего ленивца. Её не берут на работу, ей приходится жить в «зоосити» - районе-гетто, предназначенном для таких, как она. На жизнь ей удаётся зарабатывать розыском пропавших вещей, но займодавцы-наркодилеры требуют возврата долга... Зинзи берётся за любую работу.
Сами персонажи романа считают животных «олицетворением греха» их хозяев. И такое понимание напрашивается. Воплощение какой-либо метафоры – традиционный для фантастики метод. Но Бьюкес использует его иначе. Животные в «Зоосити» олицетворяют не преступления и не угрызения совести, а – стигму. Беспощадное предубеждение, которое не знает оттенков и лишает шанса вернуться к нормальной жизни. Критики отмечают, что роман, несмотря на совершенно ненаучное фантдопущение, кажется полностью реалистическим.
В 2011-м году роман получил премию Артура Кларка.

33. Урсула Ле Гуин, Хроники Западного побережья

Имя Урсулы Ле Гуин известно каждому. Немного найдётся любителей фантастики, которые сумели пройти мимо цикла о Земноморье и романа «Левая рука тьмы». Но перу Ле Гуин принадлежит множество книг. Есть среди них те, что не пользуются настолько большой популярностью. И, пожалуй, незаслуженно.
«Хроники Западного побережья» - это трилогия. Написана она совсем недавно – первый роман цикла, «Проклятый дар», вышел в 2004-м году, а завершающий, «Прозрение» - в 2007-м. События трилогии происходят в одной стране и в одну эпоху, но главные герои в романах разные. «Проклятый дар» посвящён истории детства и юности Оррека Каспро, который позже станет знаменитым поэтом и в этой роли появится в следующих книгах... Размышляя, что рассказать о «Хрониках», я ловлю себя на мысли, что совсем не опасаюсь заранее раскрыть интригу и тем испортить читателю впечатление от текстов. Даже если пересказать их близко к сюжету, удовольствие от чтения будет ничуть не меньше. Да и нет в «Хрониках» особенных загадок, крутых сюжетных поворотов, волшебных тайн. Нет бесстрашных героев, эпических свершений. Есть чудеса и необычные дары, но они – вовсе не главное в истории.
Повествование разворачивается неторопливо. По большей части книги рассказывают о простой жизни простых людей – о том, как взрослеют дети и заключаются браки, как фермеры готовятся к тяжёлой зимовке, а горожане – к войне... И всё же от истории невозможно оторваться. Она будто околдовывает своей медлительностью, обстоятельностью, реальностью, заставляя видеть происходящее воочию и проживать его вместе с героями. Персонажи «Хроник» - обычные люди, хорошие, добрые люди, они испытывают страх и боль, они далеко не всегда готовы стойко встретить опасности и испытания. Но они находят силы не лгать себе и исправлять совершённые ошибки.
И постепенно становится ясно, о чём на самом деле рассказывают эти простые истории. И уже странно, что ты не понял этого раньше. Никто и нигде в романах не выносит морали, но ведь снова и снова в них звучит песня Оррека Каспро о долгожданной свободе...
Трилогия рассказывает об обретении свободы. И о том, что свобода бывает разной.
Сам Оррек Каспро отказывается от семейного наследия – от проклятого дара разрушения; и многие его родичи наверняка решили, что он предал свой долг. Мемер, героиня второго романа «Голоса», отказывается от мечты о кровавом возмездии – и это тоже выглядит отнюдь не героически; разве может настоящий герой простить тех, кто причинил ему боль?.. Только Гэвир в «Прозрении» получает свободу в буквальном смысле – уходит из дома, где жил рабом. Его история будет другой.
Хочется отметить, что на русском языке трилогия издана в прекрасном переводе, сохранившем певучесть, завораживающую плавность и простоту стиля.
Последний роман цикла, «Прозрение», в 2008-м году получил премию «Небьюла».

34. Дэн Абнетт, Триумф. Герой Её Величества

http://www.labirint.ru/books/306730/
«Любое достаточно развитое колдовство столь же удивительно, сколь и процесс доения нутрии», - таково мнение досточтимого доктора магических искусств Джона Ди. По крайней мере, именно так цитирует премудрого доктора Дэн Абнетт в романе о Руперте Триумфе. Но это лишь половина всей правды. Вторая же половина заключается в том, что колдовство намного, намного опаснее!..
Этот роман – один из самых замечательных образцов юмористической фантастики, какой мне доводилось читать. Критики часто сравнивают его с романами Пратчетта. Но общего между ними – разве что атмосфера весёлого безумия и неудержимый смех, который вызывает каждая страница.
А ведь на самом-то деле всё серьёзно. Сэр Руперт Триумф – доблестный английский мореплаватель, открыватель новых земель. В своём последнем плавании он первым из европейцев достиг берегов Австралии – и теперь очень об этом сожалеет. На краю света он ожидал найти страну, населённую дикарями и богатую источниками мощной природной магии, а увидел небоскрёбы, автомобили и mp3-плееры – и ни капли, ни дуновения волшебства. Что же теперь? Европейская магическая цивилизация могущественна и агрессивна. Мирные австралийцы беззащитны перед магией, но технология позволяет им создавать оружие огромной силы. Обе стороны располагают только наступательными вооружениями. Если между ними разразится война, она может уничтожить весь мир... Сэр Руперт – человек отчаянной храбрости, но у него нет ни малейших представлений о том, как предотвратить катастрофу. Всё, что он смог придумать – это спрятаться от лондонских чиновников и не предоставлять им отчёты об экспедиции. Но решение это, как ни взгляни, временное – даже если Триумфа не найдут, раньше или позже к Южной Земле отправят новую экспедицию... Впрочем, пока что скрываться от властей нетрудно. Лондон готовится к празднованию Дня коронации, и самый великий герой может затеряться в нём быстрее, чем иголка в стоге сена.
Но это ещё не все беды, грозящие человечеству. Источники магии слабеют. В кругах высшей аристократии зреет заговор. Одно из вассальных королевств намерено бороться за независимость. Готовится покушение на королеву – и даже кое-что хуже этого, хотя что может быть хуже? Зловещая тьма сгущается над Лондоном в переносном, а также прямом смысле. Необъяснимая катастрофа уничтожает городской Энергодром, и магический свет гаснет... В разных концах земли мастера колдовского искусства ощущают угрозу и решительно направляются к её источнику, намереваясь спасать мир.
Сюжет развивается стремительно и нелепо. В истории нет больших загадок – герои и злодеи указаны сразу. «Герой Её Величества» - не детектив, а приключенческий роман, полный хороших драк и хороших шуток. Его не стоит пересказывать, и уж тем более анализировать – лучше просто взяться за книжку.

35. Брендон Сандерсон, Город богов

Это очень простая книга.
Настолько простая, что я сама себе удивляюсь: никогда не думала, что стану с искренним восхищением рекомендовать что-то до такой степени незамысловатое. Если я возьмусь перечислять, что мне в книге не понравилось, то список недостатков, пожалуй, выйдет длиннее, чем список достоинств. Образам героев недостаёт глубины и сложности, замыслу – оригинальности. Добро и Зло написаны чёрной и белой краской. Политические интриги запутанны, но наивны, а для того, чтобы изменить расстановку сил, персонажам хватает вовремя произнесённой эффектной речи. Зелья и заклинания решают проблемы, а всё, что автор хочет в книге сказать, он говорит почти что прямым текстом. Да, «Город богов» никак не назовёшь интеллектуальной фантастикой.
И это совсем не важно. Потому что ценность книги в другом. «Город богов» несёт в себе необыкновенно мощный заряд доброты и света, и даже больше того – твёрдую уверенность, что можно преодолеть любую беду, справиться с любыми напастями. Герои Сандерсона не поддаются отчаянию ни на краю гибели, ни даже за её краем. В самый чёрный час они продолжают искать знания и упорно трудиться, находят в жизни радость, несмотря на страдания и невзгоды. Роман переполнен светлой энергией, и после прочтения оставляет чудесное ощущение: словно частичка силы и уверенности передалась читателю.
Итак, некогда в мире существовало место силы: великий город Элантрис. В нём царило живое волшебство. Элантрийцы в совершенстве владели магией. Они были подобны богам. Всеобщим почтением они пользовались заслуженно, потому что использовали свою власть только в благих целях. Кроме того, любой человек мог однажды стать избранником таинственных сил – и проснуться элантрийцем... Но что-то исказилось в потоках магии, и заклинания перестали действовать. Свет Элантриса померк, а величественные элантрийцы превратились в безумных изувеченных калек. По-прежнему любой человек мог проснуться элантрийцем; но теперь это было не желанное благословение, а страшное проклятие. Таких несчастных запирали в стенах агонизирующего Элантриса, где им предстояло страдать вечно, неспособным ни исцелиться, ни умереть.
Арелонский принц Раоден, всенародно любимый наследник трона, проснулся проклятым в день своей свадьбы. Он никогда не увидит своей невесты. Он будет заживо похоронен в гниющем Элантрисе. Этому горю нельзя помочь, эту боль нельзя прекратить. Можно только сойти с ума от отчаяния... Но Раоден не сдастся.
Принцесса Сарин стала вдовой до того, как увидела мужа. Ей предстоит одинокая жизнь в чужой стране. Но она не из тех, кто будет страдать и жалеть себя.
И вопреки всему история закончится хорошо.

36. Генри Лайон Олди, Чёрный Баламут

Колоссальная трилогия живых классиков отечественной фантастики, кажется, пользуется у читателей скорей уважением, чем любовью – слишком сложна, слишком многослойна, слишком замысловато выстроена. Эпическая фэнтэзи на материале индийской мифологии, она и не могла бы оказаться иной. Ведь точно так же сложен и неоднозначен сам первоисточник – «Сказание о великой битве потомков Бхараты».
Фантасты часто обращаются к сюжетам мифов и эпоса. Это самый благодарный материал для создания истории в духе «мечей и магии»: уже есть и конфликт, и сражения, и чудеса. Остаётся лишь добавить немного жизни: немного вещности судьбоносным событиям, психологической достоверности – образам великих героев.
Но «Чёрный Баламут» - это не о мечах и магии. Это о властолюбии и свободе.
...В богатой библиотеке мифологической фантастики не так уж много найдётся книг по мотивам сказаний Древней Индии. Это кажется странным. Почему так? Быть может, причина в том, что индийские сказания не так хорошо знакомы читателю, как греческие или скандинавские? Но для фантастики, по идее, не может быть ничего «слишком экзотического». Или дело в том, что индийские мифы так и не стали всецело достоянием истории, они по-прежнему живы? Возможно, прямо сейчас седобородый гуру начинает очередную притчу словами: «Однажды Арджуна и Кришна ехали по дороге...» Признаться, мне всегда было любопытно, какое впечатление производит трилогия на читателя, не знакомого с индийским эпосом и его контекстом. При чтении я не могла отделаться от жутковатого ощущения. Ведь за весёлыми байками и «фирменным» балагурством Олди скрывается настоящий религиозный апокриф. Трудновато отыскать в фантастике другой подобный пример...
Романы трилогии – «Гроза в Безначалье», «Сеть для миродержцев», «Иди куда хочешь» – посвящены судьбам трёх второстепенных персонажей эпоса: царя Бхишмы, воинского наставника Дроны и воина Карны. Невозможно пересказать их вкратце: так уж устроен индийский эпос, что самая мелкая деталь в нём имеет тысячелетнюю историю и прочно вплетена в мироздание, а трилогия Олди унаследовала эту его особенность. Авторы практически не используют основные события «Махабхараты», только упоминают их. Куда больше Олди занимают причины этих событий, пути, ведущие к ним – как земные, так и небесные. Занятно следить за тем, как изменяется под авторским пером стройная система мифа – распадается на части и собирается в новую систему, такую же стройную.
Впервые напечатанная в 1997-1998-м годах, на сегодняшний день трилогия выдержала шесть переизданий.

 Отправлено: 10.11.17 23:23. Заголовок: 39. Кори Доктороу, М..

39. Кори Доктороу, Младший брат

Понятие «фантастики ближнего прицела» родилось в советские времена. Такие книги повествуют о ближайшем будущем. Из всех разновидностей фантастической литературы они ближе всего к реализму. В них нет фантасмагорий, описаний иных вселенных и чуждых существ, нет олицетворённых метафор, вещей непостижимых и невозможных. Это книги-прогнозы, авторы которых размышляют о том, как изменится мир в ближайшие годы, к чему приведут недавние открытия и едва наметившиеся тенденции. Иногда «фантастика ближнего прицела» смыкается с политической сатирой. Критики по-разному относятся к этому поджанру. На заре существования «фантастику ближнего прицела» называли недостаточно смелой – считалось, что авторам не хватает фантазии и дерзости мысли, чтобы заглянуть в будущее подальше. С другой точки зрения, писать о ближайшем будущем – весьма нетривиальный и скользкий путь. Даже профессиональные футурологи ошибаются чаще, чем синоптики. Достаточно ли у писателя знаний, чтобы выстраивать картину будущего? Понимает ли он, что несбывшееся пророчество вызовет смех?
Роман «Младший брат» был опубликован в 2008-м году. Спустя пять лет, в наши дни, события романа на глазах становятся реальностью.
Доктороу интересует тема развития информационных технологий, право на анонимность и на неприкосновенность частной жизни. Война с терроризмом продолжается, правительства развитых стран предпринимают всё больше усилий, чтобы держать граждан под контролем, следить за каждым. Но всем ли это нравится? В конечном итоге от тотальной слежки начинают страдать даже те, кому нечего скрывать.
Название книги Доктороу отсылает к Оруэллу – к Большому Брату из романа «1984». Прогресс не стоит на месте – теперь Большой Брат куда лучше оснащён технически. И всё же интернет, созданный военными, изначально устроен так, чтобы противостоять попыткам взять его под контроль. Главный герой романа, Маркус Йаллоу – семнадцатилетний подросток. Но компьютерной грамотности и помощи друзей хватает ему, чтобы противостоять Департаменту национальной безопасности. Действие книги происходит в Сан-Франциско. После грандиозного теракта власти города начали «закручивать гайки». Бесконечные проверки и допросы парализуют город и наносят ему едва ли не больше вреда, чем террористы. Принятые меры неэффективны и не дают результата, но от них не могут отказаться. Стремление к абсолютному контролю невозможно удовлетворить... Герои книги, вчерашние дети, просто не могут быть послушными и сидеть смирно. На их стороне – только они сами, искусство программирования и криптография.
Стоит сказать о недостатках книги. Это не столько недостатки, сколько особенности, которые могут разочаровать читателя, если он ожидал другого. Доктороу не уделяет много внимания психологии героев, намного больше его интересуют технологические ухищрения. Поэтому характерам в романе порой недостаёт глубины.
В 2009-м году «Младший брат» удостоился премии Кэмпбелла и премии «Прометей».

40. Марина и Сергей Дяченко, Армагед-дом

Что такое «Армагед-дом»? Катастрофа, ставшая обыденностью. Трагическая гибель, привычная, как прокисшее молоко. Состоится ли конец света? Да, разумеется, плюс-минус пара месяцев от приблизительно известной даты. Кипящее море поднимется облаками раскалённого пара, земля содрогнётся, и на берег выйдут чудовища. Об этом оповестят по радио. Но ещё задолго до этого нестерпимый ужас перед надвигающейся смертью начнёт калечить людей, уродуя их души. Статистика неумолима: за несколько лет до апокалипсиса страшно возрастает количество преступлений и беспорядков, убийств и самоубийств, наркомании, алкоголизма... Легковерные становятся жертвами сектантов, более или менее искренних в своих мрачных прогнозах. Трудно сопротивляться страху смерти; и ещё труднее, если это смерть по расписанию...
В таком же строгом порядке, в каком посещают мир катастрофы, отворяются и врата спасения. Их природа столь же необъяснима, как природа разрушительных катаклизмов, наука бессильна объяснить принцип их действия, но они существуют и всегда появляются вовремя. И, в общем-то, не секрет: этих убежищ достаточно, чтобы спаслись все живущие. Но этого никогда не получается – спастись всем. Потому что есть люди особенно важные, значимые, привилегированные, которых нужно спасать в первую очередь, теряя минуты и часы драгоценного времени... Каждая катастрофа – сотни и тысячи жертв, которых можно было бы избежать. Всякий новый апокалипсис есть повторение ошибок предыдущего. Возможно, именно потому катастрофы повторяются снова и снова?
Марина и Сергей Дяченко безжалостны к своим персонажам. Каждая их книга, кажется, посвящена жестокому эксперименту над людьми. Фантастические допущения, ложащиеся в основу этих экспериментов, могут быть более или менее научными, могут выглядеть совершенно недостоверно – это неважно, потому что авторов интересуют не обстоятельства, а люди, угодившие в них. То, как ведут себя люди перед лицом страшного и неотвратимого. И фантастический элемент в текстах Дяченко подчас служит лишь тому, чтобы сделать ситуацию максимально наглядной. Их герои реалистичны, мысли и чувства их достоверны, очень легко начать сопереживать им – но страшно. Потому что ясно: лёгкой жизни не будет... А кому она обещана, лёгкая приятная жизнь?
Так и в «Армагед-доме» большая часть истории посвящена рядовым дням, ничуть не фантастическим событиям – жизни, над которой висит дамоклов меч неизбежного апокалипсиса. Впечатление обыденности усиливают включения текстов, рождённых во «вторичной реальности» романа: обрывков городских легенд, посвящённых «мрыге», школьных сочинений, эссе и книг. Нет ничего необычного. Разве что слишком торопятся герои, зная, что впереди, возможно, всего пять или десять лет: торопятся любить и предавать, работать и рваться к власти. Когда жизнь заменена выживанием, когда нельзя планировать дольше, чем на несколько лет, многое кажется неважным. И так легко ошибиться, делая выбор в спешке...
Финал романа столь же жесток и реалистичен. Не было ни победы, ни поражения. Просто закончились силы, и прекратилась борьба. Случилось чудо, но даже чудо не способно изменить ход вещей. Или способно? Пожалуй, самое важное в романе – ответ, который каждый читатель даёт себе сам.
Написанный в 1999-м году, роман «Армагед-дом» в 2001-м удостоился премий Бронзовая улитка и Сигма-Ф. Он выдержал множество переизданий.

41. Святослав Логинов, Свет в окошке

Наряду с романом «Многорукий бог далайна» «Свет в окошке» принадлежит к числу лучших произведений Логинова. Фантастическое допущение в романе звучит – проще некуда. Пожалуй, лет этому фантастическому допущению столько же, сколько человеку разумному, и историй, основанных на нём, создано без счёта. Это повесть про загробную жизнь – про то, что случается с человеком после смерти. Но отличает роман Логинова одно специфическое обстоятельство: автор – убеждённый атеист и не питает уважения к религиозным идеям. О каком же посмертном бытии может написать тот, кто в него не верит?
Нет в романе ни полемики с религиозными идеями, ни пародии на них. Он совсем о другом. Тот «свет в окошке», что стал названием книги – это человеческая память. Память о делах, добрых или злых, которая остаётся после каждого человека. В романе Логинов делает эту память вещественной. Каждое воспоминание живого об умершем превращается в монетку. Полновесный мнемон – воспоминание того, кто знал человека лично, мелкая лямишка – воспоминание опосредованное, мысль о том, кого видели на экране, о ком слышали или читали... Монетка означает время – срок дополнительной, второй жизни. Не о чем беспокоиться тем, кто вошёл в историю: каждое новое поколение узнаёт о них, размышляет об их свершениях, и сыплются монетки бесконечным потоком: память бессмертна. Но куда больше тех, о ком помнят только друзья и родные – а их срок на земле тоже конечен. Заканчиваются монетки, и забытого ждёт полное и окончательное исчезновение – нихиль.
Главный герой романа, Илья Ильич, прожил жизнь не впустую. Инженер-строитель, он строил дороги – но часто ли вспоминают имена рядовых инженеров? Чаще всего родителей вспоминают дети, но сын Ильи Ильича погиб на войне. Как ни крути, не так уж много ему осталось. Но, попав туда, где нет целей, нет дел, нет будущего, на что он потратит доставшееся ему время? Больше всего на свете Илья Ильич горевал о сыне-солдате. Его-то тем более некому теперь вспоминать. И Илья Ильич принимает решение: его сын не должен второй раз умереть раньше отца. Любой ценой он должен оказаться в числе бессмертных...
Текст романа безыскусен, идея проста и, быть может, именно потому врезается в память. «Свет в окошке» читается легко, но это далеко не лёгкое чтение. Слишком уж реалистично пишет Логинов. В метафизику «Света в окошке» слишком просто поверить – а ведь она страшна. Писатель совершенно не стремится нагнетать напряжение, в романе нет никаких ужасов, его атмосферу не назвать мрачной. Но он описывает мир, лишённый надежды.
И всё-таки «Свет в окошке» - прекрасная книга, пускай и горькая. Она не обещает рая и спасения, она говорит о другом. Она торопит: успей сделать больше – сейчас, пока можешь. Не теряй времени.

42. Майкл Суэнвик, Кости земли

Тема путешествий во времени – пожалуй, одна из первых, какие всплывают в памяти при слове «фантастика». И впрямь, это одно из классических, прямо-таки хрестоматийных фантастических допущений. О всевозможных темпоральных машинах и воздействиях на прошлое написаны действительно тысячи историй. Но... Сколько текстов о перемещениях во времени вошли в «золотой фонд» фантастики? Если смотреть критически, то выйдет, что их очень немного, можно едва ли не пересчитать по пальцам: сам роман «Машина времени» Герберта Уэллса, рассказ Брэдбери «И грянул гром», «Конец вечности» Азимова... Мотив странствий во времени используется во многих текстах «золотого фонда» (можно назвать хотя бы тетралогию Симмонса «Гиперион»), но играет там второстепенную роль. Чаще всего он используется для создания приключенческого сюжета, изредка служит поводом для философских размышлений. Приключения (и злоключения) героев в разных временах становятся основной темой и в многочисленных фильмах о темпоральных путешествиях.
Всё это, конечно, неспроста. Тема времени в фантастике – крайне «наукоёмкая», ведь сущность времени – загадка и для настоящей науки. Принимаясь за эту тему, писатель-фантаст должен либо выстроить сложную и хотя бы минимально достоверную систему «фантастической физики», либо... вообще ничего не объяснять и использовать «машину времени» как декорацию для крутых поворотов сюжета. А чисто литературный потенциал темы не так уж велик. Кажется, что идею вторжения в события прошлого и ответственности за настоящее полностью раскрыл (и закрыл) уже Брэдбери...
Майкл Суэнвик известен отечественному читателю прежде всего романом «Дочь железного дракона», поистине великолепным. По отзывам критиков и читателей, решение Суэнвика взяться за историю о путешествиях во времени многим показалось неожиданным. Что нового можно сказать об этом? С какой стороны взглянуть на традиционный фантастический мотив? Действительно, используя классическую тему, нельзя игнорировать классические приёмы обращения с ней. Суэнвик обыгрывает многие из них: «полицию времени», временные петли, исследовательские станции, созданные в разных эпохах прошлого. Героев ждёт множество опасностей, открытий, ужасов, приключений – но в «Костях земли» именно приключения становятся декорацией, обрамлением для основной темы книги.
Главные герои романа – палеонтологи. Они увлечены работой настолько, что подчас кажется: перемещения во времени нужны человечеству только для исследования древней флоры и фауны. И как велико искушение заглянуть в будущее – чтобы прочесть ещё не написанные монографии, новости о ещё не совершённых открытиях! «Кости земли» рассказывают о том, как научный поиск становится смыслом жизни. О том, что радость труда и познания ценна сама по себе, даже в отрыве от результата. Что сама жизнь ценна так же, и неважно, чем она закончится и к чему приведут усилия... И поразительно звучит эпизод в финале романа: одна из героинь отправляется в далёкое будущее, чтобы стать «типовым экземпляром Homo sapiens», живым ископаемым для учёных новой расы, пришедшей на смену людям...

43. Чайна Мьёвиль, Шрам

«Шрам» - пожалуй, самый мистический из романов Мьёвиля.
Атмосфера загадочности, близости чуждого и непознаваемого наполняет всю Нью-Кробюзонскую трилогию. «Шрам» - второй роман в ней, но все книги трилогии вполне самостоятельны, они практически не связаны сюжетно. По отзывам многих читателей, знакомство с трилогией, да и вообще с творчеством Мьёвиля стоит начинать именно со «Шрама». Роман оставляет ощущение некоего неудержимого порыва, сходного с падением в бездну. Для текстов Мьёвиля характерна сложность, богатство детализации, даже некоторая избыточность – всё это есть и в «Шраме», но вместе с тем роман полон напряжённости и движения. Чем-то ассоциативно он напоминает рассказ По «Падение в Мальстрём».
Не буду оригинальной, сказав, что Мьёвиль пишет очень сложно. Его тексты многослойны, и каждый уровень заключает в себе собственный смысл. Просто-таки находка для въедливого литературоведа – или для любопытного читателя, готового долго разглядывать блестящие детали причудливого механизма, зубчатые колёсики мироздания Нью-Кробюзона... Вот один из парадоксов: при всей загадочности и непонятности, при всём изобилии чудесного мир трилогии совершенно механистичен. Он ещё не поддался наступлению научного знания, но это, несомненно, однажды случится. И одно из наблюдений: помимо антуража, романы трилогии объединяет обостренное чувство времени и движения. В «Вокзале потерянных снов» один из основных мотивов – стремление спастись, убежать от гибели, приходящей из неведомого. В «Шраме», напротив, - стремление к неведомому, к познанию его пускай даже ценой гибели. Третий роман, «Железный Совет», закончится для героев слиянием с неведомым, вступлением в вечность...
И всего этого запросто можно не заметить – да и необязательно замечать. Это лишь один из слоёв краски в многоцветной картине.
Главная героиня «Шрама», Беллис Хладовин, почти не принимает участия в действии. Она – только наблюдатель, не захваченный общим порывом. В гуще событий она оказалась по несчастливой случайности: корабль, на котором она плыла, был захвачен пиратской Армадой – колоссальным плавучим городом-государством из сцепленных кораблей... По сути главный герой «Шрама» и есть Армада. Повинуясь воле правящей четы, таинственных Любовников, Армада ищет аванка, легендарное морское чудовище, «плавучую гору». Инженеры Армады конструируют уздечку для царственного кита и превращают его в ездовое животное, тянущее город вперёд – к Шраму, к незажившей ране реальности, где иначе идёт время, где множество вариантов будущего и настоящего перемешиваются, утрачивая порядок... Но с края Мальстрёма можно спастись – пропасти и водовороты не бросаются преследовать бегущих. Страшнейшие опасности всегда разумны.
Каждый из романов Нью-Кробюзонского цикла удостоился нескольких премий. В 2002-м году «Шрам» получил Британскую премию фэнтэзи, а в следующем, 2003-м – премию «Локус».

44. Джеймс Брэнч Кейбелл, Земляные фигуры

Когда возникла современная фэнтэзи? «Отцом» её называют профессора Толкина – из-за огромной популярности его произведений и колоссального влияния, которое они оказали на развитие жанра. Но Профессор был далеко не первым: фэнтэзи писали и много раньше.
...1921-й год. Профессор Толкин работает над «Книгой утраченных сказаний», ещё не существует хоббитов, а «Властелин колец» - дело далёкого будущего. Клайв Стейплз Льюис пишет стихи. Ещё не вышел даже первый номер журнала «Weird Tales», в котором будут печататься рассказы Роберта Говарда о Конане. В 1921-м году Джеймс Брэнч Кейбелл опубликовал первый роман из цикла «Сказания о Мануэле» - «Земляные фигуры».
В период между мировыми войнами Кейбелл пользовался огромной известностью. Критики сравнивали его с Рабле и Свифтом. Его поклонником был Марк Твен. Но умер писатель почти совершенно забытым. И это вдвойне удивительно: ведь Кейбелл успел застать начало «эпохи фэнтэзи».
Роман «Земляные фигуры» отличается необыкновенной красотой и старомодным, чуть громоздким изяществом стиля. Книга напоминает многоцветный калейдоскоп: в ней сплетаются черты старинного рыцарского романа и фантастической сатиры восемнадцатого века, изысканность пьес Метерлинка и сказок Уайльда. Кейбелл пользуется теми же методами, что позже Толкин. Он строит огромное фантастическое мироздание, «кирпичиками» которого становятся старинные сказки и легенды, мифы множества народов и древние повести. Но миры Кейбелла удивительно непохожи на те, что создали его младшие современники. Величественность эпического повествования у него сочетается с иронией, малое оборачивается великим, а великое – малым. Главный герой «Земляных фигур», Мануэль, при всей своей героической мощи – человек на редкость циничный, коварный и злоязыкий, что, впрочем, отнюдь не вредит его сногсшибательному обаянию. Хотя он и начал путь простым свинопасом, Мануэль всё же – истинный викторианский джентльмен. Джентльмен, рождённый от девственницы и нечеловека, компаньон и слуга Великой Беды, друг волшебников и святых. Он поклялся матери «представить в мире величественную фигуру» и создал целую армию големов и демонов, прежде чем жена заставила его воссесть на графский престол. К тому же Мануэль – изрядный сердцеед. Возлюбленный двух богинь, он бесчестно покинул обеих... Некогда книги Кейбелла даже пытались запретить за непристойность. Какими наивными и целомудренными выглядят сейчас его фривольности!
Цикл «Сказаний о Мануэле» состоит из десятков книг, повествующих о приключениях потомков героя. На русский язык переведены лишь некоторые из них. Но на Западе, после периода забвения, Кейбелл занял подобающее место в пантеоне родоначальников фэнтэзи. Дань уважения ему отдавали Роберт Хайнлайн и Нил Гейман.
...Так и хочется пофантазировать: что, если бы история литературы сложилась иначе? Что, если бы точкой отсчёта для фэнтэзи стал не Толкин, а Кэйбелл?

45. Юрий Коваль, Суер-Выер

Эта книга создавалась целых сорок лет. Первые её наброски появились в 1955-м году, но только в 1995-м, уже после смерти писателя, вышел в свет журнальный вариант «Суера», а полностью роман был издан спустя ещё два года.
Юрий Коваль известен прежде всего как детский писатель. По его книгам сняты знаменитые фильмы «Недопёсок Наполеон Третий» и «Пограничный пёс Алый», множество мультфильмов. Сам писатель признавался, что взрослая литература – не его стезя. И всё же его перу принадлежит один «взрослый» роман – история о путешествии благородного капитана Суера-Выера по загадочному океану в поисках острова Истины. Впрочем, сам автор называл историю не повестью и не романом, а «пергаментом». По сути это череда рассказов о встречах и приключениях, выпавших на долю просолённой ветрами команды фрегата «Лавр Георгиевич». По словам критиков и литературоведов, во многих рассказах есть политический контекст, отсылки к ситуации, современной написанию. Сейчас этот контекст узнают, наверно, только читатели старшего поколения. Но от того, что для других он непонятен и «невидим», книга ничего не теряет.
Престранное чувство возникает при чтении: книга, словно какое-то волшебное существо, постоянно меняет облик. И на что она только не похожа! То мелькнёт «Остров сокровищ», то – история о плавании Пантагрюэля (а может, и Гулливера), а то вдруг внезапно – «Москва-Петушки». Рассказы звучат то как тонкие притчи, то как грубоватые побасенки. Иногда повествование кажется бессвязным, как будто «пергамент» сохранился не целиком: оборвано начало, вымараны кое-какие строчки. Упорно чудится, будто должна была оказаться среди рассказов история о том, как капитан Суер-Выер набирал свою невообразимую команду – нет такой истории, а вроде бы и есть, мерцает как-то, проявляется и исчезает призрак рассказа. И понятно откуда-то: так и должно быть. «Суер-Выер» - это роман-игра, роман-загадка, словно ларчик, где вперемешку хранятся безделушки и драгоценности. Писатель играет не только с героями и событиями, но и со временем и пространством. Нельзя увозить щенка с острова Тёплых Щенков – там замерло время, щенок никогда не станет собакой и не состарится. Пустой дверной проём может вести куда угодно (но главным образом в никуда), а вот пустой оконный – вещь куда более полезная. И даже язык в «Суер-Выере» становится игрушкой-головоломкой. Слова прыгают и приплясывают, причудливо меняя значение, метафоры становятся предметами и наоборот.
Фантастика ли это? Так же, как и всякая сказка, история о небывалом.
В 1996-м году роман удостоился премии «Странник» Международного конгресса писателей-фантастов.

 Отправлено: 10.11.17 23:23. Заголовок: 46. Ричард Морган, В..

46. Ричард Морган, Видоизменённый углерод

Видоизменённый углерод – ключ к бессмертию и безграничной власти. Это единственный материал, способный хранить тот колоссальный массив данных, который представляет собой человеческое сознание. В версии будущего, созданной Ричардом Морганом, человечество вырвалось в космос, отделив разум от плоти. Межзвёздные путешествия по-прежнему длятся десятки и сотни лет – но лишь для материальных объектов. Оцифрованные сознания переносятся мгновенно. И поменять биологическую оболочку – дело обыденное, хотя и изрядно дорогостоящее...
Фантастический боевик – не самый почтенный из поджанров фантастики. Зачастую фантастическое допущение играет в нём чисто декоративную роль, выступает лишь в качестве яркого антуража для традиционных преследований и перестрелок. Но роман Ричарда Моргана странным образом напоминает собственного главного героя. Такеси Ковач – типичный герой боевика: «супермен», боец Корпуса чрезвычайных посланников. У него трудная судьба, тёмное прошлое и целый выводок внутренних демонов. Но тело, в котором он оказался, прежде принадлежало человеку столь же незаурядному.
Действие в «Видоизменённом углероде» развивается стремительно даже для боевика. В книге нет ни единого промежуточного, незначимого события. Темп нескончаемой погони захватывает внимание, и оттого легко не заметить многих любопытных деталей. Самая яркая из них – конечно, образ Куэллкрист Фальконер, философа, радикального политика и поэтессы. Её учению следует Такеси Ковач. Но в «оболочке» боевика скрыты и другие идеи. Тайна души проходит испытание видоизменённым углеродом. Насколько личность человека зависит от особенностей его биологической оболочки? Любовь – это душевная близость или гармония феромонов? Из чего складывается то, что мы называем личностью? В романе Моргана действуют «мафы» – миллиардеры, способные бесконечно оплачивать создание для себя новых тел взамен изношенных. Их возраст измеряется веками. «Мафа» Банкрофта терзает болезненный невроз, от которого и в нашем мире можно избавиться за полгода, а в мире романа – за полчаса. Но Банкрофт проносит его сквозь столетия. Болезнь становится для него ценностью и остаётся ею, даже когда ведёт к преступлениям... Один из персонажей книги – искусственный разум, отель и владелец отеля. Он – всего лишь программа, но у настолько сложной программы есть страсти и слабости, она подвержена искушениям, ею можно манипулировать – и чем такая программа отличается от человека? В мире книги можно создать искусственное тело и искусственный разум, получить в своё полное распоряжение неотличимую от человека вещь. Но в людях, увы, неистребимо желание относиться, как к вещам, к другим людям...
В 2003-м году роман «Видоизменённый углерод» удостоился премии Филипа Дика.

47. Паоло Бачигалупи, Заводная

Роман Паоло Бачигалупи «Заводная» в 2009-м году стал настоящей сенсацией. Его успех кажется невероятным. В 2009-м и 2010-м годах роман удостоился всех четырёх самых престижных фантастических премий – «Хьюго», «Небьюлы», премии «Локус» и премии Джона Кэмпбелла. Журнал «Тайм» включил «Заводную» в список десяти важнейших литературных произведений года.
В чём причина такой взрывной популярности? На первый взгляд «Заводная» не производит впечатление текста-открытия, текста-прорыва. Конечно, это великолепно написанное, красочное полотно, одновременно политический триллер и жутковатый футурологический прогноз – описание мира, в котором закончилась нефть... Но постапокалипсис – один из популярнейших поджанров фантастики, и Бачигалупи здесь не был оригинален. Темы вторжения в генетический код, опасности генетически модифицированных организмов, наконец, образы транснациональных корпораций, чьи финансовые интересы входят в конфликт с интересами всего человечества – всё это тоже не ново. Неужели роман привлёк столько внимания и вызвал столько восторгов лишь за счёт эксплуатации модных тем?
Путь к разгадке секрета «Заводной» долог и начинается с названия романа. Почему автор выбрал такое? «Заводная» - это одна из героинь книги, искусственно созданная девушка-рабыня Эмико. Её роль в происходящем невелика. В романе ей отведено не так много места. Эмико не стремится изменить мир, её единственное желание – спастись, сбежать, избавиться от ежедневных издевательств и унижений. Почему книга названа в её честь? Эта тайна сохраняется вплоть до эпилога, в котором Эмико встречается с одним из своих создателей. Но подсказки автор даёт и раньше. Существ, подобных Эмико, называют «Новыми людьми»... Каждый герой романа – а их много – у Бачигалупи выступает носителем собственной философии и собственного мировоззрения. Место действия «Заводной» - королевство Таиланд, где западные инвесторы и учёные встречаются с восточными феодалами, повстанцы почитаются как полубоги, а самураи взламывают генокод, сотворяя чудовищ. И кажется, что главный вопрос романа формулируется так: кто из героев на самом деле воплощает собой человечество? За кем из них – будущее?
Отважный и неподкупный Джайди погублен предателем, но воля его так сильна, что превозмогает смерть – и вот вчерашний предатель сам встаёт на место Джайди. Циничный и подлый, отталкивающий старик Хок Сен выживает снова и снова, становясь проклятием для всех, кто поверит в его мудрость и опыт. Разумный и расчётливый Андерсон Лейк проигрывает там, где правят бал средневековые нравы. И гибнет город, который так отчаянно пытались спасти, но будущее, как рассвет, сияет над его руинами...

48. Дэрил Грегори, Пандемоний

Один из самых интересных, популярных и практически беспроигрышных методов создания фантастической вселенной – научный взгляд на какое-либо мистическое или сказочное явление. Воплощается идея очень по-разному – от триллеров и боевиков, в которых разведчики и спецназовцы владеют магией, до исследовательских институтов, занятых изучением леших и домовых. Примеры использования этого метода можно найти и в произведениях последних лет, и среди классики фантастической литературы: от «Заповедника гоблинов» Клиффорда Саймака и «Понедельник начинается в субботу» братьев Стругацких до вампиров в «Ложной слепоте» Питера Уоттса. Эту тему обыгрывает и Дэрил Грегори в своём дебютном романе «Пандемоний».
Неврологи и психиатры, антропологи и психоаналитики со всего мира бьются над решением проблемы – ищут средство против одержимости демонами. Разумеется, представители разных религиозных конфессий пытаются вставить своё слово. Но обряды экзорцизма, увы, не способны помочь, и ни научная общественность, ни автор не уделяют им большого внимания. Что такое «демон»? Что означает одержимость? Науке известен феномен психических эпидемий, но есть ли связь между эпидемиями Средних веков и трагическим распространением одержимости в веке двадцатом? Выдвигается множество теорий – юнгианские архетипы, новые формы жизни, мнемокомплексы, существующие в общем информационном пространстве и в коллективном бессознательном человечества. Есть и первые намёки на успех – у одержимых зафиксировано поражение височных долей мозга... Несмотря на все загадки, в романе нет мистики – её место уверенно занимает наука. Даже мать Мариэтта, женщина-священник, полагается не на высшие силы, а на опыт и знание.
Сюжет романа не стоит пересказывать: в определённый момент оказывается, что «в действительности всё не так, как на самом деле», события предстают совершенно иными, чем казалось. Этот поворот прописан автором просто блестяще, и не хочется портить читателю удовольствие преждевременными намёками. История начинается с того, что Дэлакорт Пирс, переживший в детстве эпизод одержимости, вновь оказывается в психиатрической клинике. Аутотренинг перестаёт помогать, дозировка лекарств доведена до предельной, но он по-прежнему чувствует присутствие демона. Может ли быть так, что демон не покидал его, что он всё это время оставался внутри его разума? Врачи разводят руками. Тогда Дэлакорт обманным путём пытается попасть на научную конференцию и встретиться там с учёным, разработавшим новый, перспективный метод лечения. Он не один: вокруг полно любопытных, которым его болезнь кажется чем-то забавным и увлекательным. Многие даже мечтают об одержимости: ведь это так интересно. Стоит ли удивляться, что это закончится плохо? Но впереди ещё много событий, которых никто не мог ожидать...
В 2009-м году роман удостоился премии Уильяма Кроуфорда.


49. Наталья Шнейдер, Дмитрий Дзыговбродский, Сорные травы

У каждого жанра – свой «жизненный путь». Словно живые существа, жанры рождаются, взрослеют, меняются, отступают в тень... Популярный когда-то жанр фантастической сатиры в чистом виде сейчас встречается очень редко. «Космическая опера» началась с произведений довольно-таки незамысловатых. Благодаря им она и получила своё легкомысленное имя. Но с течением времени среди «космических опер» появились монументальные эпопеи, признанные шедеврами. Обратный путь проделали истории про «попаданцев». Этот поджанр намного старше своего полупрезрительного названия. Долгое время произведения с таким мотивом никак не выделяли среди других: это был просто метод, позволявший авторам сталкивать героев с чужими для них эпохами или мирами. Жанр постапокалиптики, «мира после конца мира», в последнее время приобрёл широчайшую популярность. Но многие тексты, эксплуатирующие эту тему, принадлежат к низовому уровню, а те, что заслуживают внимания, используют жанр не в «чистом виде». Если искать в «Сорных травах» признаки другого жанра, то это окажется... производственный роман.
Герой постапокалиптики обычно – либо растерянный, беспомощный человек перед лицом ужасов и разрушений, либо хищник-агрессор, находящий себя в новом безжалостном мире. Наталья Шнейдер и Дмитрий Дзыговбродский ломают сложившийся шаблон. Герои «Сорных трав» - хирург и судебный медик. Один из них занят спасением жизней, другая – исследованием смертей. Когда настаёт чёрный день, оба они думают прежде всего о том, как продолжать работу. Нет, они не святые и не герои – просто люди «помогающих профессий»... Очень много внимания в романе уделено профессиональной деятельности героев. И на мой взгляд – это одно из его достоинств. Не так уж часто в фантастике герои стремятся работать, а не «бежать от рутины».
Герои романа – муж и жена, Иван и Мария. Их брак, кажется, близок к распаду и держится только на привычке – вдвоём удобней... После катастрофы и вовсе нет времени выяснять отношения. Выяснить нужно, отчего погибли люди – множество людей в один миг, пятая часть населения Земли. Новый штамм гриппа? Лучевое поражение? Но любое материальное воздействие оставляет материальные следы. Обязано оставлять. И всё же ни один метод исследования не даёт результатов. Зайдя в тупик, медики обращаются к статистике: что общего есть у погибших, почему остались невредимы другие? Но и здесь, кажется, нет никаких закономерностей, ни одной логической связи... Ситуация безвыходная. А люди продолжают гибнуть, теперь уже по понятным причинам – не хватает пожарных машин, не хватает лекарств и врачей, на улицы города выходят грабители и мародёры. Только в полном отчаянии разумный человек может обратиться к мистике. И под конец она появляется на пространстве романа...

50. Эдвард Уитмор, Синайский гобелен

«Синайский гобелен» принадлежит к числу книг, для которых пишутся длинные, длинные предисловия, - и к числу книг, автор которых может встать плечом к плечу со своими невероятными героями. В молодости Эдвард Уитмор служил в морской пехоте, а потом стал агентом ЦРУ и пятнадцать лет работал «под прикрытием», изъездив едва ли не весь Ближний и Дальний Восток в роли газетного репортёра. Когда в жанре криптоистории пишет настоящий секретный агент – это, согласитесь, должно быть нечто особенное.
Криптоистория – это поджанр фантастики, в основе которого лежит предположение о том, что известная, академическая история не вполне верна. Часть исторических источников сокрыта, часть – сфальсифицирована. Причины исторических событий в действительности были другими, не все события случились на самом деле. Летописцы умалчивали и лгали, государственные деятели уничтожали свидетельства и свидетелей... Иногда криптоистория оказывается настолько похожа на правду, что в неё верят. Так возникают всевозможные конспирологические теории, внушительные и пугающие образы «тайных обществ».
«Синайский гобелен» - первый роман тетралогии «Иерусалимский квартет», важнейшего и самого известного произведения Уитмора. И хотя биография писателя заставляет ожидать чего-то вроде шпионского детектива, сродни книгам Яна Флеминга, роман задуман и создан по совершенно иным законам. Критики сравнивали Уитмора с латиноамериканскими писателями, классиками «магического реализма» - Маркесом, Астуриасом. Уитмор создаёт причудливое, сюрреалистическое полотно, сплетённое из множества болезненно ярких сновидений, наркотических грёз, бреда одержимых безумцев. Это словно новое измерение, мир иллюзий, диктующих решения, управляющих человеческими поступками. Беспощадная действительность вторгается в него, но не может разорвать, и в конечном итоге сама становится частью странного гобелена. Реальные люди и события мелькают в романе в изменённом или подлинном облике. Британский путешественник Ричард Фрэнсис Бёртон (он перевёл на английский язык «Камасутру» и эротические сказки «1001-й ночи») преображается в великана Стронгбоу, надменного аристократа, автора тридцатитомного исследования «Левантийский секс». Кумранские рукописи – в древнейшую, единственную подлинную Библию, написанную безумцем под диктовку слепого странника. Но борьба Ирландии за независимость и геноцид армян в Турции описаны безо всякой фантастики – ужасы реальные всегда страшней воображаемых ужасов.
Однажды Эдварда Уитмора назвали «лучшим неизвестным писателем». Его книги всегда издавались малыми тиражами. «Синайский гобелен», написанный в 1977-м году, на русский язык перевели только в 2004-м. Стоит сказать, что с переводчиком книге повезло, русский текст прекрасно звучит и сохраняет великолепный стиль писателя.

51. Ярослава Кузнецова, Анастасия Воскресенская, Чудовы Луга

Говорят, что каждый человек может написать одну книгу – историю своей жизни. Человек начитанный и наделённый фантазией может написать куда больше – пересказывая услышанное и прочитанное, сплетая сюжеты, расцвечивая их на свой лад и вкус. А писатель отличается от рассказчика тем, что никогда ничего не пересказывает. Даже самая старая, давно известная всем история прозвучит у него так, словно только что родилась.
Говорят, что сюжетов на свете не так уж и много. И которая же из вечных историй рождается заново в «Чудовых Лугах»? Может быть, история о штурме крепости? Да, крепость есть, и её штурмуют, но рассказ не о ней. Или история о возвращении законного короля, о том, как проклятый мертвец обретает покой? Но кто – король, и кто проклят? История о долгом пути домой? О вечном возвращении – человека, солнца, жизни, весны?
И кому принадлежат сами Чудовы Луга – болотистый, сумеречный, зябкий край, в котором вольготно отродьям ночных кошмаров? Людям ли, которые приходят и уходят, строят крепости и гибнут на их стенах, - или малому народцу, который жил здесь всегда?
Действие «Чудовых Лугов» происходит в том же мире, что и события романа «Золотая свирель», рецензия на который появлялась в двадцатом выпуске Wikers Weekly. Но сюжетной связи между ними нет – авторы избегают бесконечных циклов. От «Лугов» до «Свирели» - добрых два века времени и бог знает сколько вёрст по дорогам Дара...
Едет Мэлвир Соледаго, бастард, золотой рыцарь, посланник лорда-тени, едет защищать земли от разбойников, беглых каторжан. Впредь не буйствовать им в северных лесах, не грабить обозы. Большое ли дело – перевешать бродяг? Но ходит молва, что виной беспорядкам не люди, а страшный призрак, демон Шиммель на сивой кобыле, порождение гиблых болот и господин их. Полуночная тварь, чья власть – ото льда до снега, кому приносят в жертву лошадей и ставят страшные капища с черепами... Лекарка с добрым именем Ласточка подбирает избитого паренька. Нет у Ласточки ни волшебного могущества, ни волшебной мудрости, зато нет и страха, ни капли страха перед призраками и проклятиями, ранами и болезнями, и самой смертью на сивой кобыле... Кай Вентиска, бастард, как и Мэлвир, беспутный гуляка, приятель болотного народца, родич снега и льда – незаконный сын Дарге Дорхана, прежнего повелителя Чудовых Лугов, проклятого мертвеца, ныне носящего имя Шиммель... Изуродованный старик по прозвищу Чума, одержимый ненавистью и местью. Судьба, словно злая позёмка, заведёт их туда, где звенит сталь и проливается кровь – чёрная ли, красная, золотая ли.
Но холод и ледяной сон – не навсегда, и ночь сменяется утром, зима – весной, прошлое истлевает и отступает. Вечный город откроет ворота, и непримиримые враги замрут в образах ангелов на дверях божьего дома...

52. Кейт Эллиот, Мелани Роун, Дженнифер Роберсон, Золотой ключ

В мире «Золотого ключа» есть понятие «пейнтраддо хисторрико». Это живописное полотно, отчасти реалистическое, отчасти аллегорическое. Оно выполняет роль официального документа: на нём запечатлено некое важное историческое событие. У «пейнтраддо хисторрико» есть особое свойство. Если создавший его живописец обладал Даром, то со временем взгляд и личное мнение художника подменяют собой историческую правду, и даже больше того – становятся правдой. Сила искусства и гения формирует реальность.
Сама книга напоминает такое полотно.
«Золотой ключ» написан в жанре альтернативной истории, окрашенной магией. В Тайра-Вирте и сопредельных государствах легко узнаётся Испания времён Реконкисты. Разве что стиль живописи, судя по описаниям, ближе к шестнадцатому или семнадцатому веку. Значение живописи в мире книги огромно, потому что роль художника близка к роли юриста: написанная картина равнозначна подписанному договору, контракту, свидетельству о рождении. Верховный иллюстратор, главный придворный художник – одно из первых лиц государства. Конечно, за это место идёт жестокая борьба. Целый век длится соперничество между семьями Серрано и Грихальва: соперничество в коварстве и мудрости, расчётливости и таланте. Но есть ещё Дар – тайное волшебство, страшная власть, злое искушение и проклятие, которому подвержены художники рода Грихальва. В их жилах течёт кровь тзаабов, Всадников Золотого Ветра, давно побеждённых грозных врагов. Оттого семью Грихальва недолюбливают в Тайра-Вирте, и церковь смотрит на них косо. Но их терпят, ибо искусство священно, и нет сокровища дороже, чем талантливый живописец.
Мальчик по имени Сарио, одарённейший из Грихальва, уверен, что рано или поздно займёт место Верховного иллюстратора. Для этого у него есть всё – уверенность в себе, твёрдая рука, одержимость искусством, темперамент и чудотворный Дар. Не хватает только жестокости. Но Сарио научится... Роман описывает путь Сарио к вершине власти – и за её пределы. Золотой ключ – символ зрелого художника, признанного собратьями, и вместе с тем – символ тайны, непостижимого пути к совершенству и волшебной гармонии.
Текст изумительно красив, и перевод отлично передаёт его цветистую золочёную роскошь. Кажется, что авторы несколько злоупотребляют иноязычными словами – язык Тайра-Вирте напоминает эсперанто или португальский. Но это своего рода орнамент, украшение, придающее тексту мелодическую звучность. Книга необыкновенно гармонична, стройна и целостна. С каждой страницей, с каждым поворотом сюжета в ней открываются новые внутренние связи.
К сожалению, вторая и третья книги цикла написаны без прежнего блеска. Но в финале первой книги сюжет приходит к логическому завершению, и книга эта – настоящий шедевр.

53. Дмитрий Быков, Эвакуатор

Дмитрий Быков – один из известнейших современных российских писателей. Его имя нечасто связывается с фантастикой, хотя сам писатель говорил, что считает фантастику «лучшей литературой», а книги его не раз удостаивались фантастических премий («Бронзовая улитка» за роман «Списанные», премия «Портал» за роман «Остромов, или Ученик чародея»). Последний роман Быкова «Икс» номинирован на фантастическую премию «Интерпресскон».
Роман «Эвакуатор», написанный в 2005-м году, пожалуй, ближе всего к традиционному представлению о фантастике. И дело здесь не в антураже, не в событиях или образах героев, даже не в идее книги, а в том, что хочется назвать «целью сюжета», вектором его развития... Эскейп. Бегство от реальности.
В литературной критике есть несколько методов, или, скорее, метких формулировок, описывающих фантастику как явление. Одна из этих формулировок принадлежит Борису Стругацкому; он говорил, что качественная фантастика стоит на «трёх китах» или «трёх столпах» - Чуде, Тайне и Достоверности. Джон Р.Р. Толкин писал об эскейпе, «побеге»: «вторичные миры», порождённые воображением, дарят человеку утешение и отдых от бед и тягот жизни. На самом деле далеко не все фантастические книги соответствуют этим определениям. Очень разной может быть достоверность – безумные сюрреалистические видения тоже по-своему достоверны, как может быть правдивым пересказ сна. Авторы многих «вторичных миров» пишут не о чудесах, а о труде и борьбе. Но в «Эвакуаторе» мотив эскейпа воплощён в чистом виде.
Отчасти это роман о любви. Совместный побег начинается с того, что двое находят друг друга: женщина, несчастливая замужем, и мужчина, умеющий придумывать счастье. У Катьки ребёнок, и она больше не может позволить себе верить по-детски, но она ещё не утратила способность фантазировать и играть. Оттого поначалу происходящее выглядит как игра – романтичный любовник разыгрывает инопланетянина, гостя из иного, доброго и забавного мира, где свинтусы ездят на свиномарках, а деньги – это пушистые зверьки с розовыми язычками. Тем временем окружающая реальность из унылой и свинцовой становится страшной и гибельной – не предназначенной для жизни вообще, не только для жизни счастливой. Всё чаще гремят взрывы терактов. Катастрофы всё менее объяснимы. Как будто разрушается не привычный быт, не государственные институты, а сама внутренняя логика вещей, причинно-следственные связи. И наконец Игорь предлагает Катьке улететь – отправиться на другую планету. Улететь по-настоящему, потому что он не играл и не придумывал, он – действительно эвакуатор. И его настоящий космический корабль выглядит как садовая лейка.
Они улетят. У них получится улететь. Но герои Быкова – слабые люди. Неспроста в книге ни разу даже не мелькает мысль о том, чтобы спасать, защищать и чинить прежний мир. Среди персонажей нет тех, кому такая задача была бы по силам. И слабость, как проклятие, сопровождает героев и на Альфе Козерога...

54. Филип Пулман, Тёмные начала

Трилогия Филипа Пулмана «Тёмные начала» в своё время вызвала много споров. Каких только эпитетов не удостаивались эти книги! «Сатанинская сказка», «книги, достойные сожжения»... Пулман – далеко не первый и не единственный автор фэнтэзи, написавший антиклерикальный роман с богоборческими мотивами, но только о «Тёмных началах» критики высказывались так яростно. Даже экранизирована была лишь первая часть трилогии, не содержащая «скандальных» богоборческих мотивов.
Третья книга «Тёмных начал», самая жёсткая и прямолинейная в этом смысле, вышла в свет в 2000-м году. А в 1991-м появилась «Имаджика» Клайва Баркера (рецензия на неё опубликована в 25-м выпуске Wikers Weekly), богоборческий финал которой звучит куда более сурово и призван внушить читателю не жалость, как трактовка Пулмана, а отвращение. И вокруг «Имаджики» не было ни скандалов, ни споров. В чём же дело?.. Вероятно, в том, что Баркер пишет несомненную «взрослую» фэнтэзи. В книгах для взрослых подобная тематика считается допустимой. А трилогия Пулмана кажется предназначенной для детей. Но так ли это? Означает ли главный герой-подросток, что целевая аудитория книги – подростки и дети? «Тёмные начала» часто сравнивают с «Гарри Поттером», но ведь и поклонники монументальной эпопеи Роулинг – по большей части взрослые люди, ровесники автора. И «Тёмные начала» - слишком сложная, многоплановая и слишком жестокая история, чтобы считать её детской...
Строго говоря, всё «ниспровергание основ» в трилогии Пулмана заключено в нескольких сценах в третьей книге – «Янтарный телескоп». И это история не самой Лиры Белаквы, а её родителей, спустя долгое время вновь встретившихся и вновь ставших супружеской парой. Метафорическая природа фантастики у Пулмана кажется завуалированной, неявной, но ведь «Тёмные начала» - это, по сути, история взросления. В первой книге Лира ещё ребёнок – в финале она уже девушка, встретившая свою первую, великую и настоящую любовь. И вынужденная отказаться от неё, навеки расстаться с любимым во имя блага для всех живущих... На пути к этому страшному и благородному выбору её ждёт множество других – пугающих злоключений и прекрасных чудес. Она спасёт пленённых детей и дарует надежду мёртвым, поможет королю вернуться на трон и выручит из беды разумных животных, странных и добрых. Взрослые, которых она встретит, изменят её и её представление о мире, но и сами изменятся. И мир станет чуточку лучше. Не стоит верить скандальному флёру: герои Пулмана следуют велению сердца, а оно всегда исполнено стремления к добру. Весь атеизм «Тёмных начал» сводится к идее, что для стремления к добру не нужно «небесного надзирателя».
Трилогия не раз удостаивалась наград и на русском языке выдержала два издания.

 Отправлено: 10.11.17 23:24. Заголовок: 55. Рик Янси, Ученик..

55. Рик Янси, Ученик монстролога

«Да, дитя мое, на самом деле монстры существуют. И один из них как раз висит сейчас у меня в подвале».
Роман ужасов Рика Янси «Ученик монстролога» издан в серии фантастики для детей, и это само по себе наводит ужас. Англоязычное понятие «young adult literature» (а у зарубежного издателя книга значится именно в этой категории) – это вовсе не детская литература, это книги, рассчитанные на подростков и молодых людей. Согласно исследованиям, больше половины читателей «young adult» литературы – старше двадцати. Обычно эти книги написаны несколько проще, чем «взрослые», но темы в них поднимаются вовсе не детские. А «Ученик монстролога» - книга жестокая и полная немилосердно кровавых сцен. Как получилось, что в России она вышла в детской серии, с невинной, сказочной обложкой? То ли причина в «ошибке перевода», то ли в том, что главному герою – двенадцать лет... Как и в «Тёмных началах» Пулмана, герой – ребёнок или подросток отнюдь не означает, что книга предназначена для детей.
Писатель выбирает традиционную, испытанную веками форму повествования о страшном – рассказ очевидца. В наши дни исследователь, собиратель народных легенд находит записи – наследство одинокого старика, нищего и, похоже, выжившего из ума. Станет ли человек в здравом рассудке утверждать, что прожил сто тридцать лет? В записях повествуется о событиях 1888-го года, когда их автору было всего двенадцать... Его звали Уилл Генри, и он был слугой и ассистентом доктора Пеллинора Уорторпа. Место досталось ему по наследству от погибшего отца, так же, как доктору Уорторпу досталась по наследству профессия. Доктор Уорторп был монстрологом – учёным, изучавшим повадки легендарных, почти вымерших существ, упоминания о которых остались в трудах Геродота и Плиния Старшего. Но вскоре появились свидетельства о том, что стая древних чудовищ уцелела, и больше того – живёт и кормится совсем рядом, в окрестностях городка.
Дальнейшее развитие событий, хоть и полно неожиданностей, но вполне предсказуемо: таковы уж законы жанра. Антропофаги, чудовища-людоеды проголодаются и покажутся на свет, жертв станет больше, и монстролог с юным учеником отправятся к страшному логову. Но Рик Янси не ограничивается традиционным описанием опасностей и приключений. Он вводит ещё одну сюжетную линию, которая и делает роман особенным. Могут ли взрослый и ребёнок вдвоём совладать со стаей монстров, привыкших охотиться на человека? Конечно, доктор Уорторп посылает за помощью.
И помощь приходит. Но что это за помощь... Двенадцатилетнему Уиллу Генри предстоит увидеть, как зло встречается с ещё большим злом.
В 2010-м году роман удостоился премии Майкла Л. Принца.

56. Дэвид Марусек, Счёт по головам

«...люди тогда впервые начали осознавать, что будут жить вечно».
Имя Дэвида Марусека не так известно, как имена Питера Уоттса или Нила Стивенсона, но «Счёт по головам» хочется сравнить именно с их книгами – с «Ложной слепотой» и «Алмазным веком». Марусек пишет в жанре «твёрдой» научной фантастики. Он создаёт образ будущего, моделируя развитие уже существующих технологий в ближайшую сотню лет. Вслед за научным прогрессом следует прогресс социальный: изменение структуры общества, изменение человеческой психологии, самих представлений о том, кто есть «человек», что такое «разумное существо». И в мире «Счёта по головам» это отнюдь не философский вопрос, он относится к сфере юриспруденции. Признавая нечто мыслящее (сконструированное или рождённое, биологическое или цифровое) разумным и дееспособным, за ним придётся признать право на жизнь, на труд и, что самое важное, на собственность. А за этим, конечно, последует множество казусов и проблем, судебных тяжб и обыкновенного насилия...
По сути, «действующими лицами» у Марусека становятся именно технологии. Нельзя сказать, что герои «Счёта по головам» выписаны схематично – у каждого из них есть характер, внутренний мир, каждого терзают собственные вопросы. Но всё же они бледнеют в сравнении с величественными образами городов будущего, их бешеной и жестокой жизни. Известно, что за последние десятилетия возросла скорость информационного обмена, жизнь стала быстрее. Писатель с необыкновенной достоверностью доводит эту скорость до предела. Даже читателю становится страшно: слишком легко представить себя живущим в подобном темпе и не успевающим за ним.
Сюжет романа странным (но вполне логичным) образом гармонирует с описываемым миром: он настолько же сложный и стремительный, настолько же полон неочевидных прочнейших связей. У каждого персонажа – своя история. Самсон Харджер, в прошлом – знаменитый художник и дизайнер, счастливый супруг самой блистательной из женщин, теряет всё из-за простого сбоя охранных систем. Он становится изгоем, калекой: один из сотни несчастных среди миллиардов, забывших о старости и смерти... Фред Лонденстейн, клон из серии «расс» опасается, что с ним что-то не так: у него слишком много мыслей. Он стал непохож на собратьев-клонов, а это значит, что он неизбежно потеряет работу. Клоны созданы для того, чтобы гарантировать работодателю определённый склад ума и особенности характера сотрудника. Богдан Кодьяк, ретромальчик из квазисемьи Кодьяк работу уже потерял, и это значит, что восемьдесят лет его детства подошли к концу... Мощнейшие искусственные разумы Кабинет и Крошка Ханк прилагают все силы, чтобы спасти своих партнёров-людей, оказавшихся в смертельной опасности.
Но в конечном итоге все безумно сложные интриги ИскИнов, все хитросплетения человеческих судеб подведут к ответу на единственный, извечный и отчаянно простой вопрос: сможет ли старик-отец в последний раз повидаться с дочерью...


57. Илья Носырев, Карта мира

Давным-давно сделался достоянием истории тот род фантастики, который воскрешает Илья Носырев в своей книге. «Карта мира» - это рыцарский роман. Согласно древним законам жанра, он повествует о странствии благородного рыцаря Рональда в поисках истины и ради битвы со злом. Но эта история изложена на новый, а пожалуй, что и сверхновый лад. Ведь рыцарь Рональд, уроженец Вечного Города (пятого или шестого по счёту) появился на свет в двадцать пятом веке от Рождества Христова – и спустя пять веков после конца света. Лишь смутные и путаные предания остались в людской памяти о катастрофах, что погубили прежний мир, предания, да ещё – поэтические образы. И поэты сравнивают несчастную любовь с ошибкой на жёстком диске.
Пятнадцать лет назад пропал король Эбернгард. Несколькими годами спустя возник Муравейник – таинственное и мрачное место, откуда возвращаются на землю мертвецы, лишённые слабостей и страстей, не чувствующие боли. Бунтуют крестьяне, доведённые до отчаяния жестоким хозяином. А учёный монах Иегуда ищет Карту Мира – артефакт, заключающий в себе не очертания земель и вод, но все изгибы человеческого мышления и всю логику природы... И вот, по слову Правителя Арьеса рыцарь Рональд отправляется в странствие – в поисках короля, Карты и разгадки тайны Муравейника.
Повествование в «Карте мира» течёт причудливо, порой алогично. Критики называют роман фантасмагорическим и абсурдистским. Но дело скорее в том, что события в книге подчиняются иным законам, иной логике. В точности по сюжету романа: когда грехи человечества исчерпали меру терпения Божьего, то в единый миг исчезли законы физики, сменившись законами слова. Закончилась Эпоха Науки, солнце вновь можно остановить приказом... В «Карте мира» не найти и психологической достоверности – рыцарскому роману она ни к чему. Но в книге с необычайной остротой ощущается биение мысли. От шуток до озарений, от стихотворных вставок до романтических картин – в тексте «Карты мира» множество звонких и мудрых фраз, ярких образов, которые хочется запоминать и пересказывать. Разочаровавшись в человеческих женщинах, дамой сердца рыцарь Рональд избрал разумную кошку Розалинду – дочь рода, созданного некогда биотехнологиями предков. Пытаясь перевести с «древнеанглийского» названия старых книг, монах Иегуда принимает учебник по менеджменту за алхимический трактат. Возрождённая инквизиция изучает методы предшественников по историческим монографиям... Сменяются картины грубые и фривольные, кровавые и возвышенные; подчас непросто уловить связь между ними, но картины эти невозможно забыть.
Итак: «Они мыслили ограниченными категориями своего жестокого двадцать первого века…»

58. Джон Скальци, Обречённые на победу

Роман Джона Майкла Скальци «Old Man's War» в русском переводе называется по-разному: «Обречённые на победу», «Война старика», в электронных версиях встречается даже вариант «В бой идут одни старики». Всё это один и тот же текст.
Изложенная в романе история проста и незамысловата, она во многом напоминает о космической фантастике «старой школы». И сам автор в послесловии признаётся, что многим обязан Хайнлайну... Ценность этой книги – не в оригинальности сюжета. Вряд ли можно найти у Скальци красочные описания, нет в «Войне старика» ни глубокой психологии, ни философских озарений. И язык книги тоже прост. А читать её стоит по двум причинам. Первая из них – необыкновенная искренность и доброта. Странно говорить о доброте применительно к фантастическому боевику, не правда ли? И тем не менее, это так. Главный герой «Обречённых на победу» Джон Перри рассказывает историю своей жизни, и голос его звучит доверительно и правдиво. Это голос живого человека, а не героя, чья роль – только сражаться и ввязываться в приключения. И человек этот, помимо всего прочего, ещё и очень добрый... Вторая же причина – удивительное чувство, которое словно бы излучают страницы книги. Возникает оно не случайно, это прямое следствие завязки сюжета, и это поразительная литературная удача автора. Я говорю о чувстве жизни как подарка. Что бы ни происходило, всё обернётся к лучшему. Даже беды и потери – не причина падать духом, ведь жизнь – подарок, и просто поэтому она прекрасна.
Джон Перри – отнюдь не юноша. Ему семьдесят пять лет. Он прожил хорошую жизнь, много лет был женат на бесконечно любимой женщине, вырастил достойного сына. Но жизнь его подошла к концу. Все дела завершены, и новых не предвидится. Жена умерла, сын стал взрослым, сам Джон одряхлел. Сколько ему осталось? Три года, пять, может быть, даже десять, но радости в этих годах доживания точно не будет. Поэтому Джон пошёл и вступил в армию. В космические войска – таинственные Силы Самообороны Колоний. Доподлинно о них ничего не известно. Но ходят слухи, что тамошние учёные способны возвращать молодость старикам. Иначе с чего бы им принимать в свои ряды лишь семидесятипятилетних? Само собой, новобранцев ждут жестокие бои и, вероятней всего, скорая гибель. Но умирает человек один раз. И разве не веселее прожить ещё пару лет молодым? Ведь альтернатива – дожидаться той же самой смерти в хилом угасающем теле.
Первая загадка встречает Джона задолго до присяги. Космический лифт, великолепное сооружение, поднимающее новобранцев на орбиту. Сосед-старик не зря всю жизнь проработал учителем физики. Он подтверждает, что земная наука подобного не может даже объяснить, не то что повторить. А впереди ждёт ещё много загадок...

59. Джон Райт, Золотой век

С тех пор, как в 2002-м году из печати вышел роман Джона Райта «Золотой век», автора успели сравнить, кажется, со всеми самыми известными и уважаемыми писателями-фантастами, и классиками, и современниками. В этом ряду оказались Артур Кларк, Альфред Ван Вогт и Фрэнк Герберт, Роджер Желязны и Дэн Симмонс – очень и очень непохожие друг на друга авторы. Такой восторженный приём может показаться просто рекламной акцией, попыткой привлечь внимание читателей. Но «Золотой век» действительно потрясает воображение.
В отечественной литературной критике есть понятие «фантастики ближнего прицела», но нет антонима к нему. Научная фантастика по определению даёт «дальний прицел». А о Джоне Райте можно сказать, что он даёт прицел сверхдальний. Метод, который он использует, встречается настолько редко, что кажется совершенно новым. Дело не в том, сколько тысяч лет отделяют мир «Золотого века» от современности – дело в том, сколько количественных и качественных изменений произошло за это время с человечеством. В научной фантастике, повествующей о дальнем будущем, часто встречается событийное и идеологическое «отражение» современности. Писатели используют фантастику как метафору, позволяющую ясней и ярче отображать актуальные проблемы. У Райта ничего подобного нет. «Золотой век» - не метафора, не проекция реальности наших дней на иные масштабы. Кажется, что это фантастика в чистом виде – повествование о невозможном и непредставимом. Но парадоксальным образом и такая фантастика оказывается прочно связана с реальностью – как футуристический прогноз, учитывающий неявные факторы.
Сейчас уже ясно, что подавляющее большинство космической фантастики из конструирования образа будущего превратилось в литературу эскейпа. Освоение космоса идёт стократ более медленно, чем надеялись фантасты двадцатого века. Его как будто заменило освоение виртуальности. И именно на основе развития виртуальной сферы, технологий дополненной реальности, строит Райт своё далёкое будущее. Спустя тысячелетия «дополненная реальность» превращается в самостоятельную вселенную, более того – мириады вселенных, общих или кому-то принадлежащих. Каждый служебный, технический алгоритм становится достаточно сложным, чтобы обрести сознание. Компьютерные вирусы настолько интеллектуальны, что создают собственные цивилизации и культуры. Самые мощные технологии заняты редакцией воспринимаемой реальности по запросам пользователей. Можно вырезать из восприятия всё, что кажется дурным и ненужным, стереть плохие воспоминания, изменить собственный характер и типичные реакции на раздражители. Человечество существует в бесконечно комфортном и абсолютно неизменном мире. Зачем менять реальность, если можно скорректировать восприятие? И где она, та реальность? Если кто-то по-прежнему стремится к звёздам, он может создать для себя виртуальный мир, где звёзды доступны.
Не все согласны с таким положением дел. Но герой, попытавшийся что-то изменить, пробудить человечество от его золотых грёз, столкнётся с жесточайшим сопротивлением...

60. Юлия Зонис, Инквизитор и нимфа

Грань между фэнтэзи и научной фантастикой порой настолько тонка, что кажется – её нет вовсе. Примеров синтеза жанров очень много, и они отличаются необыкновенным разнообразием: от космических кораблей, одержимых демонами, до исследовательских институтов, занятых проблемами выживания сказочных существ. Но роман Юлии Зонис выделяется даже на этом многоцветном фоне. В чём его секрет? Пожалуй, в том, что писательница делает акцент не на сказочной или мистической идее в научно-технических декорациях, а наоборот. Волшебство, озарения и иллюзии играют подчинённую роль. Фантастическое допущение, положенное в основу романа «Инквизитор и нимфа», относится к области науки, оно оригинально и очень красиво. Название и эпиграф выглядят исключительно удачными: они дают прозрачный намёк на тайны, укрытые в развитии событий, и вместе с тем – на двойственную природу текста.
«НИМФА, нимфы, (греч. nymphe). 1. Женские божества природы, живущие в горах, лесах, морях, источниках. 2. Личиночная стадия развития членистоногих животных с неполным превращением».
Действие романа отнесено в будущее, отделённое от наших дней техническим и «биологическим» прогрессом. Человечество эволюционировало, разделившись по трём ветвям. Загадочные атланты избрали техногенный путь развития, оцифровали сознание и удалились так далеко от вида-предка, что утратили все признаки принадлежности к человеческому роду. Лемурийцы предпочли экспериментировать с геномом, меняя свой внешний облик. Земляне остались в далёком арьергарде, они единственные, кто избегает модификаций плоти или сознания. Люди быстро стали бы жертвами собственных потомков, если бы не Ordo Victori – викторианцы, воины и надзиратели, обладающие психическими силами. Откуда они взялись, эти силы? Над загадкой бьются генетики, но ответ лежит в других областях...
Главный герой романа, Марк Салливан – викторианец, «инквизитор». Его способности скромны, он не принадлежит к числу первых в своём ордене. Он получает задание – расследовать обстоятельства гибели собрата, бывшего наставника, отца Франческо. Он достаточно искушён в орденских интригах, чтобы понять – это лишь предлог. Предлог для чего?.. А «нимф» в действии, как и обещает эпиграф, две, и лишь одна из них имеет человеческий облик. Лаура, далёкая, недостижимая возлюбленная Марка, наблюдает за ним. Она – словно сверхценная идея, волшебное существо преследующая и дразнящая. Иронично её превращение в «морскую нимфу». Второе создание, с которым связана жизнь Марка, чудовищное и великолепное, обладает совершенно иной природой. Но оно столь же близко. И столь же властительно повелевает им...
В 2012-м году роман был отмечен двумя премиями: Интерпресскон и Серебряная стрела.

61. Елена Хаецкая, Падение Софии

Роман Елены Хаецкой «Падение Софии» впервые вышел в издательстве «Шико» в 2010-м году, в серии «Антология мифа». Он был издан малым тиражом, и спустя два года выдержал переиздание.
После прочтения романа остаётся странное ощущение. Нарушены все законы жанра, но жанровые парадоксы не были для автора целью. Они выполняют всего лишь фоновую роль. А сама история на этом странном, «неправильном» фоне выстроена с безупречным мастерством, компактна и с идеальной плавностью завершена. У «Падения Софии» есть подзаголовок – «Русский роман». Несмотря на отсутствие прямых отсылок, нельзя отделаться от ощущения некой стилизации под Тургенева. Вампиры и инопланетяне в тургеневском уездном городе? Звучит алогично. В пересказе подобная эклектика выглядит неуместной и неразумной. Кажется, что из такого должно получиться нечто вроде модного мэш-апа, какое-нибудь «Гордость, предубеждение и зомби». Но от мэш-апа роман бесконечно далёк. Литературное мастерство автора соединяет предельно чуждые элементы в стройную и гармоничную картину.
Формально «Падение Софии» - это фантастический детектив в антураже альтернативной истории. Но что это за альтернатива? Обычно автору, пишущему в альтернативно-историческом жанре, важно объяснить, как именно изменялся мир, какие факторы и в какой момент сыграли так, чтобы создать общество, которое он изображает. В «Падении Софии» никаких объяснение нет в принципе. Неизвестно даже, какой год на дворе. На пространстве романа благоденствует Российская Империя старого образца – с жёстким сословным делением, отсутствием обязательного всеобщего образования, суровыми представлениями о «приличии». Медицина осталась на уровне девятнадцатого века: женщины умирают в родах, дворяне ездят на воды лечить чахотку. В то же время космическая экспансия достигла поразительных успехов: осваиваются новые миры, ксенология входит в число самых важных и почтенных наук. Как это могло случиться? Почему научный прогресс не сопровождался изменением нравов и общественных институтов? Что, наконец, помешало развитию медицины? Нет ответа.
Детектив? Злодеем и убийцей оказывается именно тот, кого подозревали с самого начала, против кого были все улики. Странно для детектива. Нет объяснений и мистике: откуда она? Зачем она?..
Неожиданно полученное наследство, благородный разбойник с высшим образованием, провинциальный театр и актёр-неудачник, храбрые гусары и увлечённые учёные-исследователи, история злоключений сироты-приживалки – Елена Хаецкая использует едва ли не полный набор почтенных, старинных сюжетных оборотов приключенческого романа. Но они объединяются в нечто совершенно новое, удивительное в своей естественности и простоте.
«Всем ценителям нестандартной фантастики», - так хочется отрекомендовать роман.

62. Патриция МакКиллип, Мастер загадок

Патриция МакКиллип – зарубежный классик «young adult literature». О феномене литературной категории «young adult» я уже рассказывала в рецензии на «Ученика монстролога» Рика Янси (опубликована в 56-м выпуске Wikers Weekly). Перевести этот термин можно только как «литература для подростков», и перевод будет ошибочным – это вовсе не детские книги, хотя и написаны чаще всего несколько проще «взрослых». Из множества произведений МакКиллип на русский язык переведены только несколько рассказов и трилогия «Мастер загадок». Книги изрядно запоздали на пути к отечественному читателю: написанные в конце семидесятых, в России они были изданы только в 2002-м году. Перевод, к несчастью, оставляет желать лучшего – есть в нём грубоватые и тяжеловесные места. Но даже недостатки перевода не могут скрыть чудесного обаяния историй писательницы. В них звучат те же искренние, задушевные ноты, что в «Последнем единороге» Питера Бигла и «Волшебнике Земноморья» Ле Гуин, царят те же волшебные оттенки весенней зелени и чистого горного снега. Это классическая фэнтэзи – самая прекрасная, романтически-сказочная её разновидность.
В трилогии много действующих лиц, но кажется, что истинными её героями писательница видит не людей, а земли – города рудокопов и торговцев, селения пастухов и хлеборобов, суровые горные хребты и бескрайние пустоши. Недаром князья-землеправители наделены магическим даром – сверхъестественным чувством родства со своими владениями, похожей на ясновидение чуткостью к их радостям и бедам. Утратить этот дар равносильно смерти при жизни. Он – благо, но он же – и цепи, приковывающие людей к земле. А земля окружена морем, бурным и тёмным морем, в котором таится угроза...
Главный герой трилогии – Моргон, землеправитель острова Хед. Пожалуй, образу его недостаёт яркости – Моргон в каком-то смысле «типичный герой фэнтэзи». Он хороший, заботливый землеправитель, лишённый амбиций, но отмеченный магическим знаком избранности – и вот, в соответствии с законами жанра, этот знак то лаской, то таской гонит его в далёкий и трудный путь. Но, подобно тому как герои МакКиллип неразрывно связаны с родными землями, история в «Мастере загадок» - это история загадок, а не их мастера. Достаточно было Моргону один раз проявить несвойственное землеправителям любопытство, потянуться к знаниям – и судьба его переменилась навсегда. Потому что путь к знаниям бесконечен. Раз прикоснувшись к тайнам, ощутив радость открытий, уже невозможно отказаться от них. И вот перед Моргоном встают новые и новые загадки, простираются новые одушевлённые земли. Истории скорбной мудрости рассказываются у очагов, потерянные души молят о спасении. Всё новые таинственные двери открываются перед читателем, и мир, грустный и прекрасный, становится всё больше, улавливая, словно в магическую ловушку...

63. Орсон Скотт Кард, Хроники Вортинга

Когда любитель фантастики слышит имя Орсона Скотта Карда, то первым, конечно, вспоминает роман «Игра Эндера». Действительно, это самый успешный роман Карда, он принёс автору известность и самые престижные награды. Вскоре должна выйти в прокат экранизация «Игры». Но творчество Карда, конечно, не ограничивается серией об Эндере.
Цикл «Сага о Вортинге» начался в 1983-м году с романа «Хроники Вортинга». Перевод романа на русский язык появился только в 2001-м.
«Хроники» - чрезвычайно любопытный текст, одновременно простой и сложный. Он легко читается, потому что сложен из сцен обыденной жизни, описания рядовых дней, посвящённых труду и воспоминаниям. Но дни эти принадлежат разным эпохам и разделены порой тысячелетиями. Роман начинается как сказочная фэнтэзи – первая его глава повествует о злосчастье, приключившемся с мирной, затерянной в глуши деревней. Спокойная и размеренная жизнь её была нарушена злым колдовством... Колдовством ли? И действительно ли злым? Нет, «Хроники Вортинга» - это не фэнтэзи, а научная фантастика. Не так уж редко в фантастической литературе встречается этот приём: когда достижения высокой науки столь далеки и непонятны, что в глазах персонажей не отличаются от волшебства. И уже на использовании такого приёма можно построить историю, но у Карда он останется всего лишь деталью.
Поначалу кажется, что в романе две сюжетные линии – рассказ о взрослении мальчика по имени Лэрд и повесть о жизни полузабытого древнего предка, некогда обожествлённого, и вдруг снова вернувшегося к людям – Ясона Вортинга. Но вскоре становится ясно, что структура романа сложнее. Говорят, история развивается по спирали – и «Хроники» раскрывают перед читателем эту спираль. Снова и снова человечество проходит путь развития от варварства к вершинам цивилизации – и возвращается к варварству, и опять начинает путь. На пороге старости Ясон Вортинг вспоминает свои юные годы, затерянные в веках, свою утраченную родину и усилия, позволившие создать новый мир. Он жаждет поделиться мудростью, но слушатели его отнюдь не уверены, что им нужна его мудрость. И сама история о нежеланной мудрости и отброшенном чужом опыте тоже повторяется многократно. И те истории, в которых говорится о злых и решительных, достигающих вершин власти и не находящих счастья. И ещё – история о юноше по имени Милосердие и девушке по имени Справедливость, в конце которой в живых остаётся только один. Витки спирали ложатся один на другой, истории сплетаются и срастаются, превращаясь в легенды, а строки легенд выцветают. В конце истории новое поколение опять начинает всё заново.
«Хроники Вортинга», быть может, не отличаются яркостью, почти все сцены в романе подчёркнуто обыденны и просты. Но трудно назвать другой текст, где столь отчётливо видно, как история цивилизаций рождается из множества обыденных дней...

 Отправлено: 10.11.17 23:24. Заголовок: 64. Ольга Елисеева, ..

64. Ольга Елисеева, Сокол на запястье

«Сокол на запястье» - это первая книга дилогии «Золотая колыбель». Вторая часть называется «Хозяин проливов». По сути оба тома составляют один неразрывный роман.
Хотя перу Ольги Елисеевой принадлежит множество книг, её имя не на слуху. Дело в том, что Елисеева – учёный-историк, автор монографий, научных статей и популярных книг об эпохе Екатерины Второй. Историческая фэнтэзи, написанная историком, всегда заслуживает внимания, и дилогия «Золотая колыбель» - не исключение. Однако, как ни странно, в этой дилогии Елисеева обращается совсем к другой эпохе – к Древней Греции, времени богов и героев. Древнегреческие мифы – благодатный материал для писателя-фантаста, они не только красочны и причудливы, но и неплохо известны читателю. Не нужно объяснять, за что отвечает на Олимпе Арес и чем занимается Афродита, напротив, можно обыграть традиционные образы, внести нечто новое, открыть иную страницу известной повести. Эту задачу Ольга Елисеева решает с блеском.
«Золотая колыбель» многомерна. Открывая фантастический роман, написанный на материале легенд и мифов, искушённый читатель ждёт, что действие будет происходить параллельно в двух мирах – на земле и в обители богов. Так и есть. Вот только существует ещё и третье измерение. О нём хорошо знают историки и фольклористы, но оно редко становится местом действия фантастического романа... Речь о самой структуре времени. Для людей архаической культуры время – это не стрела, устремлённая из прошлого в будущее, а цикл, кольцо, и важнейшие точки кольца отмечены так называемыми «календарными» обрядами. Если обряд не будет совершён как должно, течение времени может нарушиться.
События, которые происходят в «измерении человечества», сами по себе складываются в сюжет фантастического романа в жанре альтернативной истории. Не возникло Боспорского государства, и греки, жители города Пантикапей, ищут союза с окрестными племенами, чтобы противостоять грозным захватчикам-скифам. Вокруг Пантикапея – вполне реальные пираты, почти реальные амазонки и вовсе сказочные (но не менее от того вещественные) кентавры. Но среди войны и политики находится место любви – истории грека Делайса и военачальницы амазонок Бреселиды. В «измерении Олимпа» тоже не так всё просто. Это вовсе не тот Олимп, с которым мы знакомы по мифам. Аполлон ещё не стал предводителем муз. Задолго до того, как заняться искусствами, солнечный бог насылал чуму и являлся в зверином облике. Он лишь слуга Великой Матери и не слишком доволен службой.
И, наконец, в третьем измерении сама Великая Мать неусыпно надзирает за оборотами кольца времени. Она и есть само это время, олицетворение равновесия, воплощение всех богинь сразу и единое божество, без особого труда разделяющееся на аспекты... Скоро пути времени вернутся к началу. Совершаются священные обряды, мрачные и кровавые. Но не всем по нраву жестокие жертвоприношения, как среди людей, так и среди богов. Замкнётся ли кольцо? Или развернётся в стрелу, устремлённую в будущее?
В 2003-м году роман «Сокол на запястье» удостоился премии «Филигрань».

65. Грег Бир, Город в конце времён

Читать этот роман непросто. Как ни странно, именно потому, что форма его идеально соответствует содержанию. Время завивается кольцами и разрывается в клочья, истории перемешиваются, причины и следствия меняются местами. Редкие островки покоя плывут среди мешанины, бури немыслимых образов, будущее опрокидывается в прошлое и отражается от предела конца времён... Роман очень велик по объёму. Персонажей в нём такое множество, что далеко не всем хватает внимания. Подчас следить за сюжетом почти физически трудно. Но если вы хотите прочесть что-то действительно потрясающее и ни с чем не сравнимое, обязательно возьмитесь за «Город в конце времён».
Грег Бир обращается не просто к далёкому будущему, а к будущему предельному. Минули триллионы лет, и срок жизни Вселенной подходит к концу. Пространственно-временной континуум утрачивает связность. Распадается обветшавшая ткань мироздания, порождая странные и чудовищные феномены. Невероятно могущественные технологии древних рас позволяют отсрочить физическую гибель Вселенной, но сравнительно ненадолго – может быть, на миллионы лет, может, всего лишь на века. Отдалённейшие потомки человечества обращаются к собственному генетическому наследию, чтобы воссоздать предков, но изменёнными – более эффективными в роли «квантовых наблюдателей», тех, кто одним своим существованием укрепляет и связывает реальность. Но стремительный бег времени, как река, ударяется о несокрушимую плотину конца – и отражается от неё. История мира разрывается в лоскуты, и лоскуты эти дрейфуют вдоль временной линии, сталкиваясь и разрушаясь... Внутри каждого крупного лоскутка мир сохраняет относительную целостность. Всё же в «Городе в конце времён» две основные сюжетные линии: одна посвящена событиям предельного будущего, другая – тому лоскутку времени, внутри которого всё ещё живут наши дни. Этот лоскуток сталкивается с временной областью преддверия гибели и как бы слипается с ней... Искусственно воссозданное человечество обретает странную связь с древними предками.
И неким странным, немыслимым, но совершенно естественным образом физическая связь становится эмоциональной, а бесчисленные нити распадающегося времени конденсируются в три истории любви. Джебрасси и Тиадба из племени возрождённых людей готовятся к последнему путешествию. Поможет ли оно спасти одряхлевший мир? Даст ли шанс родиться чему-то новому? Или, как тысячи путешествий до него, закончится лишь гибелью и распадом? Джек и Джинни, их невообразимо далёкие предки, понимают вдруг, что время, казавшееся таким надёжным, разорвалось, и они находятся на быстро тающем острове – а остров, подобно плоту, пристал к Городу в конце времён. Последнее путешествие соединяет их и приводит в гости к третьей паре. Те, рождённые в эпоху величайшего расцвета человечества, уже почти не люди – но и они совсем по-человечески влюблены друг в друга: вечный странник Сангмер и Ишанаксада, квинтэссенция всех знаний Вселенной. И не может закончиться плохо история, в которой так много любви.


66. Михаил Успенский. Три холма, охраняющие край света

Перу Михаила Успенского принадлежат несколько романов в жанре юмористической фэнтэзи. Пожалуй, самая популярная из них – трилогия «Там, где нас нет», повествующая о приключениях богатыря Жихарки. Она и в самом деле уморительно смешна – по-настоящему, легко и беспечно. Роман «Три холма, охраняющий край света» тоже выглядит юмористическим. Но только на первый взгляд. Он написан с иной интонацией, и смех в нём совсем иной... Странным образом он оказывается связанным с приключенческой трилогией. Связь эта не сюжетная и даже не атмосферная – просто и там, и там говорится о крае света, за которым нас нет... Смех в «Трёх холмах» звучит грустно. Словно все головокружительные приключения, безумные выходки и развесёлые празднества героев служат лишь одной цели – заглушить тоску по чудесной заокраинной стране, где всё иное. И если читателю вспомнится Заокраинный Запад Толкина, то читатель не ошибётся. Индарейя, страна за Тремя Холмами, не то что бы его сестра, но наверняка кузина.
Но врата в Индарейю – разгадка, к которой придётся идти нелёгким путём. Роман будто собирает сам себя на пути к финалу. Повествование принимает разные обличья: то ли альтернативная история, то ли политическая сатира, то ли просто сюрреалистический калейдоскоп из смешных глупостей и едких подколок. А временами – любовно подобранный зверинец из всех мыслимых страшилок и страхов: от гей-парадов до чудовищ Лавкрафта, от боевиков мафии и собак-мутантов до самых обычных обездоленных добрых людей... И только отсветы грезящейся вдали Индарейи окрашивают этот паноптикум в оттенки лирической грусти и тихой надежды.
Издалека начинается дорога к Трём холмам, из самого далёкого далека: с абсурдно-беспричинного бунта антиглобалистов и столь же беспричинных капризов Лиды Турковой, русской красавицы и «русской невесты», которые безропотно сносит сэр Теренс Фицморис, несчастный герцог. Потом из музея современного искусства, охраняемого так, как не всякая охраняется государственная казна, при загадочных обстоятельствах исчезает простой детский рисунок – те самые Три холма, охраняющие край света. Где-то рядом бродят чудовища, более смахивающие на пародии на чудовищ, и люди, которые на чудовищ похожи куда больше. Немедля сюжет закручивается в подобие детектива, но может ли сложиться осмысленное расследование там, где любое подобие логической цепочки тотчас рассыпается – или превращается в пародию на себя? Герои мечутся по планете, охотясь за зыбким следом пропавшей картины. В повествование вплетаются непонятные фрагменты автобиографии некого чудовища (которое, если забежать вперёд, изрядно ошибается в смысле самоопределения), и куда более понятные (больше того – многое объясняющие) фрагменты эпоса некого таинственного народа... И наконец, возвращая происходящему смысл, отворяются врата в Индарейю...

67. Жан-Клод Мурлева, Горе мёртвого короля

Это сумрачная северная сказка, из тех, которые хорошо читать, сидя в тепле. В ней есть что-то от Андерсена – от самых печальных его историй. Ощущение предрешённости, предопределённости и неизбежности всего, что случается – и доброго, и злого, и чудесного, и несправедливого. Всё будет так, как будет; всё предсказанное исполнится. Хорошие люди обретут своё тихое счастье после всех страданий и злоключений, а плохие придут к гибели и пустоте, но ни у кого из них не будет выбора, потому что история не о выборе и борьбе, а о смирении перед вечным течением времени... Это ночной и снежный роман для чтения зимой или осенью.
С «Горем мёртвого короля» издатели избежали той прискорбной ошибки, что с «Учеником монстролога» (рецензия появилась в 56-м выпуске Wikers Weekly). Роман опубликован в серии для подростков, а не для детей. Первые его главы, посвящённые счастливому детству героев, могут создать впечатление, что книга детская, но это будет ошибкой. История эта – не более детская, чем эскимосские сказки о выгнанных на смертельный мороз дочерях и оживающих скелетах из морских бездн.
Действие происходит в вымышленных северных странах. Начинается оно на маленьком острове, который называют Малой Землёй. «Здесь нет ничего, кроме снега и книг», - говорят о ней жители, и шутят, что достаточно пройти десять шагов в любую сторону, чтобы увидеть перед собой море. Кажется, это самый мирный на свете край, просто потому, что на Малой Земле нечем поживиться врагу – но и этот мир будет нарушен. Умирает добрый старый король, и жители прощаются с ним, но некому сесть на опустевший трон. Наследник погиб, а ближайшего его родича Герольфа не принимают люди – он известен болезненным честолюбием и крайней жестокостью. Маленький внук короля укрыт в приёмной семье от его хищного взгляда. Этот зачин выглядит простым и сказочным, но развитие сюжета оборачивается уже не сказкой, а скорбной притчей. Умерший король возвращается призраком, пытаясь уберечь внука от грозящей ему судьбы, но последняя ошибка оставляет мертвеца наедине с его горем. Приёмный отец королевича пытается спасти его, делает всё возможное, но вынужден остановиться перед невозможным. Злодей готов совершить убийство, но меняет планы, потому что в душе его родился ещё более тёмный замысел... Одна страшная колдунья оказывается доброй и самоотверженной, а вторая, не менее страшная – преданной и любящей. Предсказанное сбывается. Калека-провидец направляет героя на трудный, но светлый путь. В последний час подходит подмога к осаждённому городу, спасается приговорённый к казни, и любящие много лет ищут друг друга по всему миру, чтобы встретиться на краю земли – там, где всё началось.

68. Дина Рубина, Почерк Леонардо

Имя Дины Рубиной не ассоциируется с фантастикой. Роман «Почерк Леонардо» впервые был издан под авантитулом «Большая литература». Однако он номинировался на несколько фантастических премий, и в 2009-м году удостоился премии «Портал». Жанр «магического реализма», в котором написан роман, - пожалуй, самый почтенный из поджанров фантастики.
«Почерку Леонардо» не повезло с аннотациями. Хотя в них и написана чистая правда, но... «Это история жизни самой необыкновенной на свете девушки, ослепительной, очаровательной, гениальной во всём и наделённой сверхъестественными способностями». Звучит наивно до примитивности. Но, разумеется, роман совершенно не соответствует образу, возникающему при чтении аннотации. Он иной и написан по-иному.
Роман соткан из воспоминаний. Сама героиня уже исчезла из реальности – при мистических обстоятельствах. Но жизненный её путь оставил неизгладимый отпечаток в судьбах и душах тех, кто знал её. На страницах романа не появляется ни сама Анна, ни даже следователь, изучающий обстоятельства её исчезновения – предполагаемой гибели. Рубина рассказывает истории множества других жизней, истории невероятных поворотов, нежданных удач и горьких несчастий. И образ героини возникает, как гипсовый слепок из оттиска – из множества оттисков, целых, расколотых, несовпадающих... Отчасти магический реализм даже получает научную, патофизиологическую «подложку». Сверхъестественные способности героини объясняются детской мозговой дисфункцией – именно она становится причиной расстройства с лиричнейшим названием «почерк Леонардо». Только способность заглядывать в будущее обычно не входит в список симптомов... И всё же «Почерк Леонардо» рассказывает не об экстрасенсорике, и даже не столько о жизни человека, вынужденного заранее знать о неизбежном. Более всего роман похож на многоцветный фейерверк (и фейерверк появляется в одной из последних сцен). Взрыв красок, каждая из которых – чей-то причудливый жизненный путь. Провинциальный инвалид и мировая звезда, рядовой каскадёр и светская дама, нищенка, учёный, домработница, музыкант... Так или иначе все, кому довелось знать героиню, «отражаются» от неё, несут в себе её отражение, и их жизни меняются – в лучшую или худшую сторону. И картина, собранная из мельчайших подробностей рядовых судеб, становится всё шире, шире, захватывая судьбы великих произведений искусства – представлений цирка «Дю Солей» - судьбы целых городов... Но лишь намёками, обмолвками и оговорками прорисовывается судьба самой Анны, ставшей лейтмотивом в этой симфонии – её надежды, отчаяние, счастье и обречённость, которая привела её к последней дороге в исчезновение, в мир по ту сторону зеркала...
К настоящему моменту роман выдержал десять переизданий.

69. Далия Трускиновская, Шайтан-звезда.

Язык восточных сказок похож на восточные лакомства: такой же сладкий, липкий и привязчивый. Трудно рассказывать обо этой книге иным языком – слишком уж точно выдержана стилизация под «Тысячу и одну ночь». Ибо поистине повествуется в книге о царевичах и красавицах, о влюблённых и разлучённых, о терпящих бедствие, о погибавших и спасённых. А ещё – о мудрецах-звездозаконниках и о коварных изменниках, подобных ядовитым пятнистым змеям, о чудесных джиннах и ифритах, о мохнатых горных гулях, беспредельно преданных науке и знанию, и об отважных героях, благородных душой, но прохладных сердцем, искренне любящих лишь звон мечей и суровую справедливость... Так случилось, что однажды два мудреца из харранских звездозаконников поспорили о свободе воли, о предопределённости и судьбе. Разгорячившись, они поставили на кон самое ценное, что имели, а пробным камнем в споре избрали определённые по звёздам судьбы принцессы с Запада и принца с Востока. Безмерно далёкие друг от друга, чуждые по вере, эти молодые люди обречены были вступить в брак – но до того часа оставалось ещё двадцать лет. И в эти двадцать лет судьба, шутница и злодейка, позабавилась со всеми героями сказки (а также с теми, кому не посчастливилось оказаться рядом) столь изобретательно и причудливо, что редкий сказитель сумел бы удержать в памяти все необычайные повороты этой истории.
Сама же аль-Гуль, «Шайтан-звезда», тут вовсе ни при чём. Она всего лишь появилась на небе в урочный час – в час, когда по воле могучего волшебства обменялись судьбами две девушки – Шеджерет-ад-Дурр и Амбруаза-Клотильда... И было это только первое действие разыгранного спектакля. Но к чему описывать все его повороты? Оставим читателю самому насладиться ими. Пусть попытается отгадать, кто в действительности скрывается под именами и прозвищами, и кто ещё был вынужден поменяться местами с другим человеком.
Но вот главная загадка романа: кто же в финале остался в выигрыше, а кто потерпел урон? Сын царя стал базарным рассказчиком историй – но вряд ли о том пожалел. Достойная жена купца превратилась сначала в неистовую воительницу, а потом в невольницу-повариху, но и она вполне довольна своей судьбой. Благородный герой возвратился из изгнания и воссел на трон, взял в жёны прекраснейшую из женщин, но всё это не принесло ему радости, а лишь заботы и беды. И разве только клыкастый гуль, в чьей мохнатой груди бьётся доброе сердце, остался совершенно счастливым в своей горной крепости, наедине с трактатами о движении звёзд и любящей супругой.
Роман Далии Трускиновской «Шайтан-звезда» выдержал несколько переизданий. Он номинировался на множество премий и удостоился сразу нескольких, в их числе – «Золотой кадуцей» и «Чаша Бастиона».

70. Джеффри Барлоу, Спящий во тьме

Эта удивительная история, английская до последней запятой, происходит в действительности вовсе не в Англии. Происходит она где-то на краю света, на побережье, зажатом меж океанскими зыбями, лесистыми горами и ледниками. Но дух старой Британии в этом затерянном уголке сохранился на удивление живым, несмотря на все превратности и перипетии судьбы. Так что даже очередной конец света, явление призраков и демонов из ада – не повод пропускать файф-о-клок. А истинная полнота магической власти, конечно, находится в руках уважаемой старой девы (мисс не замужем вот уже свыше двух тысяч лет)... Но не будем забегать вперёд. Итак, несколько столетий назад произошла странная катастрофа, называемая теперь Разъединением. По всей видимости, причиной её было падение астероида. Цивилизация почти погибла. Наступил новый ледниковый период. И это понятно, хотя и грустно. Необъяснимо другое: во время Разъединения сдвинулись не только материки, но и как будто сами геологические эпохи. Под облаками нынче парят тераторны, в лесах бродят мегатерии и махайроды, а люди в качестве тягловой силы наряду с лошадьми используют мастодонтов. Впрочем, мало что способно смутить настоящего джентльмена. Прошли годы, и оставшийся в целости осколок мира стал вполне уютным. Здесь есть, где присесть у камелька и выпить чашечку пунша... Но приходит час, когда в тихом приморском городке начинают твориться грозные чудеса. Затонувший корабль поднимается со дна и возвращается в гавань – пустой и с пробитым бортом. Призраки давно забытых покойников тревожат живых. Странная и жуткая крылатая тварь показывается в небе. Поначалу жители Солтхеда применяют чисто английский способ борьбы с демонами и привидениями: с достоинством игнорируют их. Внимание следует уделять прежде всего настоящим делам: воспитанию детей, дружеским визитами, труду и честному бизнесу. Но такое положение вещей не может продолжаться вечно...
Джеффри Барлоу почти неизвестен российскому читателю. Переведены всего две его книги из цикла «Западные огни» - «Спящий во тьме» и «Дом в глухом лесу». По образованию писатель – биолог и ветеринар, среди его увлечений – палеонтология, археология и лингвистика. Всё это наложило отпечаток на его тексты – и придало им дополнительного обаяния. Дела маленькой транспортной компании (грузоперевозки на мастодонтах), встреча путников с грозным саблезубым котом в глухом лесу – эти картины читатель видит словно воочию.
«Спящий во тьме» - в значительной мере стилизация под классический английский роман. Но очевидны в нём и лавкрафтианские мотивы. Сокрытые древние боги, загадочные таблички, оживающие статуи, бессмертные жрецы, владеющие тайнами волшебства – здесь легко узнаётся «отец чудовищ».
Роман заканчивается хорошо... или почти хорошо. Многие тайны остаются нераскрытыми. Но это так по-английски: не следует горячо интересоваться тем, что не соответствует хорошему тону.

71. Стеф Свэйнстон, Год нашей войны

Жанр – это, по сути, рамка. Он всегда диктует автору определённые ограничения. И чем популярней жанр, тем реже удаётся встретить что-то по-настоящему оригинальное в его границах. «Год нашей войны» - дебютный роман Стеф Свэйнстон и пока единственное её произведение, переведённое на русский язык. Роман этот производит поразительное впечатление. Он выглядит так, будто в жанре фэнтэзи никогда не существовало старых и почтенных традиций, общепринятых законов, привычных читателю антуражей и образов – так, будто писательница создала жанр заново.
Поначалу это не кажется очевидным. Свэйнстон мастерски вводит читателя в свой необычный, почти невозможный мир. История начинается с бытовых подробностей, простых человеческих проблем и бед. Начало книги, пожалуй, всё же можно назвать традиционным. В Четырёхземелье люди сражаются с грозной и чуждой расой, и, несмотря на упорное сопротивление, героизм и страшные жертвы, всё же проигрывают одно сражение за другим. Что происходит на самом деле – и где всё это на самом деле происходит – открывается постепенно, в оговорках и мимолётных упоминаниях. Истинная разгадка не становится даже кульминацией романа. Она затеряна в тексте, и её легко пропустить.
Четырёхземелье – это Эдем, покинутый Богом. Эдем, созданный Им не для людей, а для Себя, как место отдохновения. Всего несколько тысячелетий назад Он был здесь, Его можно было видеть воочию, в обители Его царил мир, властвовали красота и свет, и невозможно было представить иного... Когда Бог ушёл, причиной тому было вовсе не грехопадение. Он создал множество миров, с целями равно непостижимыми, но всё же различными. Его влекли дела, и Он более не стал уделять внимания Своему безмятежному дому. Он лишь оставил в Четырёхземелье наместника-ангела, обязав его хранить спокойную жизнь и ждать возвращения Бога... В мир, покинутый Богом, явилось зло, и наместнику пришлось не просто хозяйствовать в доме, но сесть на царство, создавать армии и руководить обороной. Наместник разделил своё бессмертие на пятьдесят воинов-«эсзаев», мастеров, воинов и полководцев, чей долг – защищать Четырёхземелье. Главный герой романа – один из эсзаев, Янт Шира, удостоенный титула «Комета». Он – единственный из людей, сохранивший способность летать... хотя крылья за плечами есть у тысяч и тысяч.
И всё это – только фон для событий, логика развития которых выглядит то обыденной и естественной, то невероятной, парадоксальной. К примеру, Янт-Комета даёт наркотики безнадёжно раненому, чтобы тот мог умереть безболезненно – и именно этот поступок в конечном итоге приводит армии людей к победе... В тексте местами встречаются фрагменты, небрежно переведённые, и фрагменты, судя по всему, небрежно написанные. Но необычная идея и уникальный мир в глазах ценителя фэнтэзи вполне искупают эти недостатки.
«Год нашей войны» был издан в 2004-м году. В 2005-м роман получил премию имени Уильяма Кроуфорда и номинировался на премию Кэмпбелла. С тех пор Стеф Свэйнстон написала ещё несколько книг. Остаётся надеяться, что «Год» не останется единственной изданной на русском языке.

72. Майкл Флинн, Эйфельхайм, город-призрак.

Сейчас «Эйфельхайм» может показаться читателю немного старомодным. Действительно, роман создан на основе повести, написанной в 1986-м году. Но ценность литературы, и даже научно-фантастической литературы, не исчерпывается только лишь её новизной. Глубокая любовь автора к героям и общее гуманистическое настроение книги создают особое обаяние «Эйфельхайма, города-призрака». И кажется уже неважным, насколько реалистичны и актуальны научные гипотезы, изложенные в романе – потому что человеколюбие не может устареть, и милосердие бессмертно.
История начинается с банальности – с супружеской пары, которая мало-помалу утрачивает взаимопонимание. И муж, и жена – выдающиеся учёные. Сияние чистого разума соединило их, но оно же их и разлучает. Муж – историк, жена – астрофизик. Как им найти точки соприкосновения? И где?.. Но именно соприкосновение невозможного, случившееся в области чистой теории, приведёт их к потрясающему открытию.
Первая зацепка – странная закономерность, а точнее – нарушение закономерности. Если местность удобна и благоприятна для проживания, она обязательно будет заселена – разве это не логично? Это один из основных постулатов клиологии, «истории, поверенной математикой» (наука изобретена самим Флинном, но изобретена на редкость правдоподобной). Однако то место, где в Средневековье находилось селение Эйфельхайм, было покинуто людьми навеки. Много столетий страх и суеверия отпугивали тех, кто желал бы там поселиться. Что же это за суеверия? И чего боялись люди? Десятки городов опустошила «чёрная смерть», но только Эйфельхайм заслужил, чтобы его именовали «обиталищем демонов». На свете множество гор, долин и лесов, именуемых «чёрными» или «зловещими», «адскими» или «дьявольскими», но только долина Эйфельхайма, кажется, внушала людям настоящий ужас... И вот учёный-историк начинает собирать мельчайшие упоминания и самые незначимые средневековые документы – а учёный-физик играет мерностями пространства и квантует скорость света. Всё для того, чтобы прийти к единому выводу: много веков назад возле Эйфельхайма потерпел крушение инопланетный корабль.
И всё же истинная история заключена не здесь. Истинная история романа принадлежит средневековому священнику Дитриху, знакомцу Уильяма Оккама и Жана Буридана. Глубокая вера в Бога, несокрушимая твёрдость и беспредельное милосердие Дитриха приносят облегчение и несчастным, обречённым на гибель гостям с иных миров... Трудно даже представить, насколько чутким и искренним нужно быть писателю, чтобы образ священника, крестящего инопланетян, не выглядел глупой агиткой. Но Майклу Флинну (и переводчику А.Бодрову) удалось воплотить этот образ. Святой отец равно дарует надежду людям, умирающим от чумы, и нелюдям, гибнущим от собственной страшной хвори. Те и другие в последние дни облегчают страдания друг друга...
«Эйфельхайм, город-призрак» действительно стоит прочесть.

 Отправлено: 10.11.17 23:24. Заголовок: 73. Виталий Забирко,..

73. Виталий Забирко, Путевые записки эстет-энтомолога

«Путевые записки эстет-энтомолога» - это три повести под одной обложкой. Три фантастических детектива, написанные в разное время, но складывающиеся в единый цикл. Что их связывает? Конечно, фигура главного героя, эстет-энтомолога Алексана Бугоя... Почти детективную загадку представляет собой его характер. Герой – циник и социопат, лишённый моральных устоев, не так уж редко встречается и в детективах, и в приключенческой фантастике. Чисто технически, в плане решения художественной задачи, это выгодный и привлекательный образ – предельно целеустремлённый, не связанный обязательствами, ведомый только собственным эгоизмом. Такому герою не нужно других мотиваций, кроме сиюминутного желания, и сюжет, завязанный на него, может развиваться сколь угодно стремительно. «Внутренний автор» «Путевых записок» выглядит писательской удачей Виталия Забирко. Цинизм Алексана Бугоя, его предельная, почти механистическая эмоциональная сухость – не притворны, это отнюдь не маска, скрывающая ранимую и чувствительную натуру. Кажется, что герой знает всего две эмоции – желание получить новый экземпляр в коллекцию и страх за свою жизнь. Первая эмоция побуждает его действовать, а вторая – лишь побуждает действовать энергичней. Бугой не склонен рефлексировать и размышлять о прошлом, он живёт сегодняшним днём, и потому читатель почти не видит причин, событий, сформировавших такой характер. Завеса тайны приоткроется лишь в последней из повестей – «Крылья судьбы».
Фантастический мир «Путевых записок» складывается в кратких, сухих описаниях, сквозь призму восприятия героя. Бугоя интересуют только деловые вопросы – полезные технологии, не до конца изученные опасности. Какой век на дворе? Что происходит в мире, расширившемся до границ Галактики? Эстет-энтомолога это мало волнует.
Эстет-энтомология – не профессия, а увлечение. Бугой – не учёный, а коллекционер и охотник. Его интересуют бабочки и всё, что похоже на бабочек – «экзопарусники», любые живые существа любых планет, обладающие красивыми крыльями... Объектом охоты запросто может стать и разумное существо. Этические вопросы (чего и следовало ожидать) волнуют героя ещё меньше, чем межзвёздная политика и дипломатия. Использовать разумное существо в качестве приманки, обречённой на гибель? Избавиться от помощника, ставшего помехой? Для Бугоя это мелочи жизни.
Собственная аморальность для Бугоя тоже не становится предметом рефлексий. Как ни странно, именно это делает детективные сюжеты повестей в полной мере фантастическими. Загадки их сюжетов не связаны с человеческими отношениями, это не детективы в фантастическом антураже. Их интриги – научно-фантастические. Ксенология будущего, как и любая наука настоящего, не знает ответов на все вопросы. Разумен ли хищник, питающийся высшей нервной деятельностью, и если да, то каков образ его мыслей? Обладает ли инопланетная раса общим разумом, и как этот вопрос связан с известным на их планете топологическим парадоксом? Об этом приходится размышлять эстет-энтомологу в его погоне за новыми экзопарусниками в коллекцию или за деньгами для экспедиций. И «Путевые записки» становятся не только фантастическим детективом, но и настоящей научной фантастикой.

74. Карен Мейтленд, Маскарад лжецов

В аннотации «Маскарад лжецов» Карен Мейтленд называют фантастическим детективом, но на деле его вряд ли можно причислить к этому поджанру фантастики. В романе нет единой загадки, нет целеустремлённого злодея и нет расследования. Каждый из участников печального вынужденного маскарада несёт в себе собственную загадку, и более всего на свете желает сохранить её в тайне. Товарищи по несчастью не стремятся раскрывать секреты друг друга. Повседневные тяготы и лишения надёжно избавляют от любопытства. Но волей судьбы бедные лжецы становятся почти семьёй, а в семье трудно сохранять тайны...
Действие романа происходит в Англии в 1348-м году – одном из самых страшных в её истории. На Британские острова пришла из Европы чума, «чёрная смерть». Отчаявшиеся, перепуганные люди пытаются спастись от неё. По воле случая несколько беглецов объединяются – в надежде, что вместе им проще будет выжить в разорённой и обезлюдевшей стране. В романе не так много внешних событий: весь он посвящён трудному пути товарищества на север, подальше от чумы, их злоключениям и потерям... Но текст насыщен «внутренними» событиями – размышлениями, воспоминаниями, рассказами о прошлом, легендами о чудесах.
У этой книги три удивительные особенности. Первая из них – это цельность сюжета и скорость его развития. Роман соткан из множества историй разных людей, почти не связанных друг с другом. Все они рассказываются или же открываются глазам читателя, пока герои под унылым дождём плетутся по раскисшим средневековым дорогам... Кажется, что книга должна ощущаться медленной. Но нет – повествование летит вперёд так, что рискуешь перелистнуть две страницы сразу. Чем же создан такой эффект? Быть может, второй особенностью. Писательница не так много рассказывает о героях, да и им самим в силу обстоятельств приходится быть скрытными. Но каждый из них вызывает сочувствие, каждому хочется желать добра, даже тем, в чьём прошлом скрыты мрачные и неблаговидные поступки. Третье же удивительное свойство романа в том, что несмотря на сумрачную атмосферу и крушение многих надежд, он не оставляет ощущения беспросветности. Сквозь все беды героев ведёт жажда жизни, мужество, любовь, милосердие. И даже трагический финал не обесценивает этих достоинств.
В романе почти нет мистических событий, но мистика пронизывает его всецело. И дело не в средневековом восприятии мира, вере и суевериях. У каждого героя есть мрачная тайна, над каждым словно тяготеет проклятие – и будто бы олицетворением всех проклятий выступает загадочная девочка-гадалка Наригорм. К финалу книги лишь её тайна останется в неприкосновенности. Кто она? Языческая жрица? Злой дух, рождённый гиблыми болотами? Призрак?..
Кроме прочего, книгу отличает прекрасный перевод, яркий и лёгкий язык.


75. Инна Живетьева, Вейн

В отечественной фантастической литературе нет адекватного аналога зарубежному понятию «young adult literature». Но среди книг, конечно, находятся такие, которые за рубежом могли бы быть изданы в этой категории. Одна из них – «Вейн» Инны Живетьевой. Это приключенческая история, живая, яркая и обаятельная. В ней множество сюжетных линий и несколько главных героев, большинство персонажей – взрослые люди, а героям-подросткам пришлось повзрослеть рано, в романе много не по-детски страшных, болезненно напряжённых сцен. Но запоминается роман прежде всего удивительным ощущением юности – и героев, и самого фантастического мироздания, описанного в «Вейне». Из этого чувства рождается очарование книги. Словно каждый в ней находится только в начале пути, каждого переполняют силы и желания, и каждого ждёт безграничное будущее – океан возможностей, несчётное множество путей, событий, встреч.
Вейнами называют людей, обладающих даром пересекать границу между мирами. Живетьева не создаёт вымышленных языков, поэтому этимология слова остаётся загадкой. Да и сама «профессия» такого проводника нередко встречается в фантастике. Дело не в ней, а в тех путях, которые приходится выбирать вейнам. Кем стать, если перёд тобой лёг веер дорог? Отказаться ли от необычайных возможностей, остаться дома, с родными и близкими? Стать профессионалом – что означает стать профессиональным бродягой, лишённым настоящего дома? И если к скитаниям лежит душа, то чем заниматься? Зарабатывать ли деньги и уважение спокойной торговлей, рисковать ли жизнью ради помощи другим – или ради наживы и славы? «Каждый выбирает для себя», как поётся в песне. На страницах романа читатель встретит и тех, и других, и третьих.
За приключениями, за многоцветьем миров и судеб всё же нельзя не увидеть, как каждый вейн ведёт диалог со своей совестью. Вот Дан, молодой циник: совершив один скверный поступок, он вынужден совершать всё новые. Ради спасения своей жизни? Или ради того, чтобы скрыться за щитом цинизма от угрызений совести? Вот Алекс, рано постаревший, надрывающийся в попытках спасти других. Вот Юрка, подросток. Самому ему кажется, что он одержим желанием отомстить, но раз за разом поступки его определяют куда более благородные желания. Вцеслав, отказавшийся от способностей вейна ради семьи – и угодивший в ловушку. Хельга, желающая чего угодно, только не продолжения семейных традиций... В романе множество героев и множество судеб. Порой кажется, что не всем хватает места – одним писательница уделяет слишком мало внимания, за другими следит слишком пристально. Отец Михаил, настоятель монастыря, где учат вейнов. Жрица Йорина, добром или кровью желающая вернуть украденное чудотворное сокровище. Егор, юный солдат, из другого мира, но точно родня пионерам-героям... Каждый из них заслуживает своей повести.
Роман был номинирован на несколько премий и в 2013-м году получил «Бронзовый РосКон».

76. Мэри Джентл, Аш: Тайная история

Рассказывая о «Тайной истории» Мэри Джентл, начать хочется с восхищения самой концепцией книги. Писательница ставит в ней уникальный жанровый эксперимент, и эксперимент оказывается редкостно, ошеломляюще удачным. Зерно невозможного – фантастическое допущение – прорастает на глазах. Из средневековой легенды оно прорывается в современное научное исследование, а потом, кажется, ему и внутри романа становится тесно – вот-вот пробьётся в реальность...
Но никакая концепция сама по себе не может сделать книгу выдающейся, если читать её скучно, а герои не вызывают сопереживания. В романе Джентл читатель найдёт и захватывающую авантюрную историю, и боевик эпохи меча и доспехов, и почти детективное научное расследование. В книге – живые люди Средневековья и люди, которых в Средневековье не было никогда. И словно бы одним из действующих лиц становится сама история, прошлое, которое кажется незыблемым, но изменяется на глазах...
Главная героиня книги – Аш, молодая девушка-кондотьер, командир отряда наёмников. Она – вымышленный персонаж, но не фантастический. Женщины-кондотьеры действительно существовали, и в романе Аш встречается с реальным историческим лицом, своей коллегой по ремеслу Оноратой Родьяни. Роман начинается как исторический. Жизнь Аш делает темой своего исследования современный учёный Пирс Рэтклиф. Пирс строго следует фактам и как огня боится фальсификаций. Он переводит средневековый манускрипт, посвящённый деяниям Аш, и отправляется на раскопки в надежде найти подтверждения событиям, описанным в этом манускрипте. Странные искажения вплетаются в ткань истории понемногу, исподволь. В какой-то момент даже читатель, хорошо знающий историю, может усомниться: а действительно ли автор уже переключилась на фантастику? Может быть, в романе упомянуты реальные, просто малоизвестные детали? Святилище Митры в пятнадцатом веке – разве этот культ не исчез на тысячу лет раньше?.. Постепенно фантастических деталей становится всё больше. Поначалу только в древнем манускрипте, и это воспринимается вполне естественным – в Средние века легенды могли принимать за истину. Но прошлое видоизменяется, и искажение добирается уже до работы Рэтклифа. Странным образом оказывается, что манускрипт переместился из каталога исторических в каталог художественной литературы. Когда? Как? Потом необъяснимые феномены фиксирует археологическая экспедиция. И наконец история смыкается с физикой: лишь разум запечатлевает реальность, а прошлое настолько же зыбко, как будущее... Мечется Аш между жизнью и смертью, отчаянием и надеждой. И между отчаянием и надеждой спустя более чем пять веков мечется Пирс Рэтклиф – ложь? Истина?
Роман удостоился нескольких премий, в том числе – премии Британской ассоциации научной фантастики.


77. Пол Дж.Макоули, Ангел Паскуале: Страсти по да Винчи

Роман Пола Дж. Макоули «Ангел Паскуале» на русском языке вышел с изменённым названием: к скромному авторскому заглавию прибавилась броская вторая часть – «Страсти по да Винчи». Но речи о Страстях Христовых в книге нет, да и сам престарелый Леонардо появляется в ней лишь ненадолго, ближе к финалу. В своём романе Макоули рассказывает о нескольких неделях из жизни молодого флорентийского художника Паскуале – весьма неприятных неделях. Средневековую Флоренцию сотрясают интриги знати. Бунтуют чернорабочие, по улицам бродят наёмные убийцы, и никто не может быть уверен в том, что доживёт до завтра. Тем временем у художников свои заботы и беды. Только что изобретённая фотография скоро отнимет у них хлеб, а Великий Механик с учениками уже подбирается к кинематографу... Но постойте. Средние века? Фотография?
Да, роман принадлежит к жанру альтернативной истории. Единожды на распутье один великий человек принял другое решение, и судьбы цивилизации изменились. Леонардо да Винчи разочаровался в живописи и выбрал путь изобретателя. Мир лишился одних шедевров и обрёл другие. Прогресс пошёл семимильными шагами. По улицам побежали паровые машины, в небо поднялись планёры, день и ночь работают телеграфные станции, а по случаю визита Папы Римского устраивается великолепное световое представление с движущимися картинами. Набирает могущество пятая власть – журналисты. Но уже не снимают респираторов рабочие химических производств и отравлены реки. Первые танки сказали своё слово на полях сражений, взрывчатка и ядовитые газы вошли в арсенал убийц... Пускай дряхлый Леонардо замкнулся в своей башни и давно уже ничего не изобретает, но сделанного хватило бы на десятерых Великих Механиков.
Сюжет романа вращается вокруг одной из первых в истории фотографий: её сделали из-под полы, и на ней запечатлено преступление. Одни охотятся за этим снимком, другие – за последним изобретением Великого Механика, третьи – за первыми и вторыми. То и дело злосчастный Паскуале оказывается в гуще событий. Но кажется, что повороты сюжета не настолько занимают писателя, как необычайное зрелище альтернативного прошлого. Повествование местами выглядит обрывочным, многие решения в нём не обоснованы, иные загадки разрешаются чересчур поспешно. У романа есть недостатки – но он всё равно остаётся примечательным и достойным прочтения. Атмосфера могучего рывка в будущее завораживает, и читатель вместе с автором любуется невероятными, прекрасными и жуткими картинами первых десятилетий технического прогресса – за века до того, как они наступили в реальности.
Самого же Паскуале не смущает то, что живописные пейзажи и портреты сменятся фотографиями, а на стены вместо копий картин будут вешать печатные репродукции. Он мечтает написать ангела – а ангелов нельзя сфотографировать...
Роман был номинирован на несколько премий, и в 1995-м году удостоился премии Сайдвайз.

78. Нил Стивенсон, Анафем

Стивенсон – один из ведущих современных фантастов. Его тексты не назвать лёгкими. Подчас он выбирает сложные решения там, где другой автор предпочёл бы простые. Идея множественности миров популярна в фантастике, она встречается, пожалуй, во всех её поджанрах, вплоть до чистой сказки. Сама идея уже далеко не нова – но у Стивенсона она заново восхищает, воплощённая в предельно научной форме. «Анафем» не просто научно-фантастический роман – его хочется назвать наукоёмким. Физика, логика, история и философия науки, топология, астрономия... Пользуясь внутренней терминологией романа, сам «Анафем» - нечто вроде «калька», урока, раскрывающего основы наук, подталкивающего к познанию.
Выстраивая текст, Стивенсон нарушает правило «от простого к сложному». С первых же фраз читатель тонет в море незнакомых терминов, неблизких обстоятельств, непонятных проблем. Действие романа происходит в параллельном мире – где обитаемая планета зовётся Арбом, а не Землёй, история с древних времён шла иначе, сложились совершенно иные традиции. Главный герой «Анафема» - фраа Эразмас, деценарий и обитатель матика... некто вроде учёного монаха из ордена отшельников, живущий в монастыре, где не служат божеству, но умножают знания о мире.
Странно, но здесь вспоминается цитата из отечественных классиков фантастики – о приключениях духа и приключениях тела. Изрядная часть обаяния романа – в идеальном балансе тех и других. В восприятии Эразмаса жизнь – это прежде всего бесконечный процесс познания, изучения нового, анализа, поиска логичных решений. Однако познание – это не только размышления в уединенной келье, диалоги компетентных учёных и философов. Познание – это нарушение правил, проникновение в запретные области, риск и опасность. Познание – это стратегия и тактика, нападение и оборона, как в научном споре, так и на поле боя. И когда мирским властям потребуются космические десантники, власти запросят помощи у учёных монахов...
История Арба отличалась от истории Земли – однако между ними есть параллели. Поистине очарователен юмор, с которым Стивенсон подменяет всем известные имена великих учёных «именами из параллельного мира», более или менее узнаваемыми. Несложно узнать Рене Декарта в леди Картазии и Пифагора в Адрахонесе (теорему Пифагора всё-таки трудно с чем-либо перепутать). А дальше становится сложнее. Фелен – это Фалес или Сократ? Архимед ли появился под именем Метекоранеса?.. Кто прототип леди Барито? Если Эфрада – это Афины, а Баз – Рим, то что именуется контрбазианством? А бесчисленные религии Арба, есть ли земные аналоги у них? Эти ненавязчивые игры на эрудицию действительно затягивают.
Но удивительнее всего финал романа. В сложнейшую систему науки и философии против всех ожиданий встраиваются элементы фэнтэзи, а личный путь познания фраа Эразмаса вдруг завершается самым неожиданным (и приятным) образом...